– Одно хорошо: в Дом Табличек могу не ходить и никто меня не заставит. – Магану попытался улыбнуться той же вымученной улыбкой, какую Энмеркар совсем недавно видел у отца.
Какое-то время они не разговаривали. Молча вдыхали сырой запах реки. Энмеркар поднялся и сел, поеживаясь, чтобы стряхнуть со спины налипшие песчинки. Водная кромка лениво колыхалась по краю нижней плиты, вылизывая потемневшую от влаги полосу. Было видно, как рыбы-дети осторожно подплывают к краю, с любопытством глядя на них.
На другом берегу две смотрительницы рыб, тихо разговаривая, бросали зерна на воду. Отливающие бронзой платья ниспадали до щиколоток, где блестели от капель воды. Третья смотрительница уже куда-то ушла. Нинли что-то сегодня не было, лишь ее подруги.
Энмеркару стало тягостно при воспоминании о сестре. Каким хорошим другом она была! Как здорово они играли в дваров! Как прятались в садах и раскрывали друг другу свои тайны… А теперь все ушло, и никогда больше этого не будет, как срезанный финик не вернется на опустевшую ветвь.
Камешек просвистел в воздухе и с бульканьем ударил по водной глади, распугивая рыб-детей.
– Почему они пришли так рано? – крикнул Магану, так что смотрительницы оглянулись на них с того берега. – Почему? Другие до пятнадцати и даже семнадцати не слышат Песню! Эх, если б я не пошел тогда в Дом Поднятия Головы! Если бы…
Магану тоже теперь сидел. Он тер глаза и со злостью смотрел на воду. Энмеркар молчал. Он не находил, что сказать. Конечно, друг и сам прекрасно знает, что говорит глупые, жалкие слова. Даже если бы он не пошел вчера в Дом Поднятия Головы, призыв настиг бы его в другом месте.
От призыва не уйдешь. Не обманешь, не выпросишь, не поторгуешься, не поменяешься ни с кем своим местом и сроком. Все – от сына раба, слепнущего в каменоломне, до изнеженного сына царя одинаково бессильны перед призывом. И перед испытанием, которое он возвещает и которое не несет добра.
– Может быть… – пробормотал Магану, – после этого будет… почти как раньше?..
Энмеркар чувствовал страх друга и потому не стал напоминать, что еще два захода Уту назад тот смеялся над Мелуххе и другими трусами-мальчишками из Дома Табличек, кто вел такие речи. Магану и сам помнил. Однако чувствовалось, что он ждет от друга ответа, каких-то слов поддержки, наверное… Но язык Энмеркара не мог повернуться на поддержку чудовищных, жалких глупостей, против которых продолжало, как и прежде, восставать все его существо. А спорить сейчас было бы слишком жестоко…