- Гитлер капут? – переспросил тот меня недоверчиво.
Я подтвердил, повторяя.
- Я. Я-я-я… Гитлер капут.
- Адольф Гитлер? – стал он у меня допытывать подробности.
- Я. – подтвердил известную всем уже семь десятков лет
информацию.
– Гитлер фон Штирия?
Только вот причем тут Штирия? Хотел сказать, что застрелился их
фюрер в бункере, когда яд не подействовал, да вот не знал как
выразиться. И припомнив еще другое словечко по-немецки,
добавил.
- Гитлер капут. Аллес.
И он мне поверил. Я это понял по тому, как они быстро стали
перекидываться быстрыми фразами с ««Евой»», поминутно поминая этого
самого Гитлера.
Потом мужик ткнул себе в грудешник кулаком и четко произнес.
- Их хайсе Курт Майбах. Их бин бригада хир. Фюрер фон банда дер
ландскнехтен.
- Бригадафюрер? – переспросил я, ничего не понимая.
В кино вроде эсесовцы совсем по-другому выглядят, строго одетые
от Хуго Босс, аккуратно причесанные и выбритые до синевы,
начищенные до зеркального блеска сапоги, а тут попугай какой-то в
рваных тряпках. Точнее сказать: его одежды были не рваные об
заборы, а аккуратно так прорезанные, как джинсы у хиппи. Голое тело
в разрезах видно.
- Ду. Вер бист ду? – чувствительно ткнул он в меня толстым
пальцем, поросшим редким рыжим пухом.
- Алексей, - ответил я. – Алексей Мародеревский.
Автослесарь.
- Поляк?
- Найн, - помотал я головой, отчего она тут же отозвалась ноющей
болью. – Рус.
- Рус? – переспросил меня бригадафюрер. – Вильна? Киев?
- Найн. Москва. Точнее – Урал, - очертил я свою государственную
принадлежность этому германскому реконструктору.
То, что я попал на фестиваль реконструкторов, я уже нисколько не
сомневался. Просто ждал, когда они сюда мне ««скорую»» вызовут.
- Москау… - покачал мужик головой. – Тиф гау.
И снова переспросил.
- Ви генау Гитлер капутганен?
Я снова кивнул, подтверждая, несмотря на головную боль. Отвечать
как-либо по-другому у меня слов немецких в запасе не было.
- Дас хат эйнен юблен герух, - пробормотал Майбах и, не
прощаясь, вылез из повозки.
Судя по всему, ушел он очень огорченный тем, что Гитлеру настал
капут.
Охудеть…
А ««Ева»» уже с другой плошкой ко мне подобралась, помешивая
ложкой в ней.
- Эссен, - ласково улыбнулась с ямочками на щеках.
Понятно. Жрать, пажалста. Это мы завсегда, в любом
положении.
Кормила она меня какой-то жидкой похлебкой, даже не кулешом, а
еще жиже. Вроде казачьей саламаты. Меня как-то прадед ею накормил
исключительно в воспитательных целях, чтобы, значит, я корни свои
казачьи не терял. Ох, и гадость эта саламата – клейстер на сале. А
тут этот, как его Пикуль обзывал в своих писаниях… О!
««Вассер-суп»», в котором жиринка за жиринкой гоняется с дубинкой.
Чуток крошеной морковки, чуток зелени с луком, чуток чесночка
дикого. И ноль картошки. Бульон хоть куриный и то за счастье.