Разговорить молчаливого жандарма не получилось, и Распутин
полностью превратился в слух, интересуясь, о чем судачат простые,
непривилегированные обыватели, коротающие время в очередях.
Как ни странно, никто и словом не обмолвился о стрельбе в
английской миссии с кучей трупов. Не было сплетен про императорскую
чету, князей, министров… Дела высшего света питерские низы не
интересовали, как не интересуют землян дела рептилоидов с планеты
Нибиру. Разные цивилизации, ничего общего. Не слышно разговоров про
войну. Наверно, эта тема была слишком болезненна, чтобы касаться её
всуе. Зато про растущие цены и жуткие слухи о нехватке хлеба
говорили много и охотно.(*) Погрев уши о бакалейную и мясо-молочную
тематику, Распутин полностью сосредоточился на разговоре двух
кумушек, одна из которых сетовала товарке:
— Отчего же без места?
— Так только что из больницы! Месяц пролежала.
— Из больницы? От каких это болезней вы там лечились?
— Да и болезни-то особенной не было — только ноги распухли и
спину всю переломило, это значит от лестниц. Господа-то жили в
пятом этаже. Тоже головы кружение, так и валит, бывало. Меня
дворник с места прямо в больницу и свез. Доктор сказал - сильное
переутомление!
— Что же вы там, камни что ли ворочали?
— Уж лучше бы камни. А так - в шесть вставать. Будильника-то
нет, поминутно с 4-х часов просыпаешься, боишься проспать. Горячий
завтрак должен поспеть к восьми часам для двух кадетов, с собою в
корпус. Битки рубишь, а носом так и клюешь. Самовар поставишь,
одежду и сапоги им вычистить тоже надо. Уйдут кадеты, барина на
службу „справлять“ пора. Тоже самовар поставить, сапоги, одежду
вычистить, за горячими булками да за газетой сбегать на угол. Уйдет
барин, барыню и трех барышень справлять — сапоги, калоши, платье
вычистить, за одними подолами, поверите ли, час стоишь. Пылища,
даже песок на зубах. В двенадцатом часу им кофе варить — по
кроватям разносишь. Между делом комнаты убрать, лампы заправить. К
двум часам завтрак горячий, в лавку бежать, к обеду суп ставить.
Только отзавтракают, кадеты домой ворочаются, да еще с товарищами
валят, есть просят, чаю, за папиросами посылают. Только кадеты
сыты, барин идет, свежего чаю просит. Тут и гости подойдут, за
сдобными булками беги, а потом за лимоном. Сразу-то не говорить,
иной день по 5 раз подряд слетаю. Зато и грудь, бывало, ломит - не
продохнуть. Смотришь, а шестой час уж настал. Так и ахнешь, обед
готовить, накрывать. Барыня ругается, зачем опоздала. За обедом
сколько раз вниз пошлют в лавочку — то папиросы, то сельтерская, то
пиво. После обеда посуды в кухне - гора, а им опять самовар ставь,
кофею принести, кто попросить. Иной раз гости в карты играть сядут
- закуску готовь. К двенадцати часам ног не слышишь, ткнёшься на
плиту. Только заснешь — звонок, одна барышня домой вернулась,
только заснешь - кадет с балу. И так всю ночь, а в шесть-то
вставать — битки рубить…(**)