-И как же вас величать?
-Мне всегда нравилось имя Георгий… Георгиус… Но можно и
Жорж.
-Пожалуй, Жорж - это будет перебор, - пробормотал по-французски
Потапов под понимающую улыбку Непенина.
-Ничего, я справлюсь, - ответил ему гость на языке Дюма и, не
обращая внимания на вытаращенные глаза, продолжил по-русски, - мне
требуется решить некоторые бытовые вопросы, ибо находиться по
своему постоянному месту жительства…
-Да-да, - торопливо кивнул Непенин, - предлагаю временно
обосноваться на “Ермаке”. Надеюсь, гражданская команда ледокола
находится вне политики, а поток гостей на борту не иссякает в любую
погоду. Будете моим личным гостем.
- Если Николай Михайлович не возражает…
Потапов не возражал. Он проводил гостей до порога, убедился, что
они сели в адмиральскую автомашину, вернулся в свой кабинет, бросил
адъютанту “не беспокоить”, плотно закрыл дверь, поднял телефонную
трубку и крутанул ручку коммутатора:
- Говорит Потапов. Соедините с помощником начальника штаба
Верховного Главнокомандующего, генералом Клембовским. Срочно!
—----------------------------
(*) По книге “Тайна "Магдебурга"” Габис С.А.
(**) Трагедия с “Пересветом” произошла 21 декабря.
(***) На самом деле Вандам поступил в распоряжение генштаба
годом позже.
Историческая справка:
Деревня Шпингамн


Григорий лежал на узкой, короткой кровати гостевой каюты
“Ермака” и крыл себя последними словами. “Ну что, выпендрился,
придурок? Всех удивил? Доволен? Брезгливо сморщенный нос “их
высокопревосходительств” ему, видите ли, не понравился!
Покровительственно-небрежный тон не удовлетворил… Захотел
посмотреть на изумленные глаза? Посмотрел! Дальше что? Как теперь
объяснять знания закоулков геополитики и иностранных языков? В
ресторане “Вилла Родэ” нахватался? Уроки у Её Величества Александры
Фёдоровны брал? Хотя уроки - это, пожалуй, мысль… Сколько Распутин
ошивался при дворе? Больше десяти лет! За это время можно научить
медведя ездить на велосипеде! Нда… На мелочах сыплюсь… Надо всё так
легендировать, чтобы не запутаться… Интересно, а почему опять спать
не хочется? Превращаюсь в лунатика…”
В коридоре тускло горела одинокая лампочка. В её свете недра
парохода-ледокола казались заброшенными. Эффект забытости подавлял
абсолютно, если бы не палуба, подрагивающая от работы паровика,
крутящего динамо-машину. Вдоволь потолкавшись по узким коридорам,
поплутав в паутине нисходящих и восходящих трапов, Григорий,
наконец, вывалился на палубу совсем не в том месте, где входил в
чрево ледокола, и сразу же наткнулся на стоящего у поручней
адмирала, молчаливо оглядывающего заснеженный, обледенелый рейд
Невы, ветреный, промозглый, студёный даже при небольшом минусе. В
Петербурге опять пасмурно. Вот-вот примется снег, оттого даже
освещённые обводы кораблей и здания на обоих берегах серы, окутаны
густой дымкой. А между ними Нева - острая, колючая, вздыбленная, в
изломанных льдинах. По такому льду не покатаешься на коньках, не
походишь на лыжах и просто не прогуляешься в свое удовольствие без
риска переломать ноги. Река словно ощетинилась в ожидании бури,
готовой вот-вот выплеснуться из столичных улиц на её просторы.