– Мы не муж и жена, – растроганно и мило улыбнулась она. – И даже не жених с невестой...
– Да, но выгонять же ты меня не станешь, – с озорным нахальством сказал он.
– Не стану...
Евгения взяла его за руку, вместе с ним села на краешек застеленного топчана.
– Катька говорила, что ты из-за меня в морду Адаму дал, это правда? – с замиранием, будто в ожидании чуда, спросила она.
– Правда. Из-за тебя и прямо в морду лица...
Казалось бы, иного ответа и быть не могло. Но все же в душе у нее раскрылся аленький цветочек: чудо произошло.
– За то и поплатился? – спросила она, не желая падать из красивой сказки в суровую прозу жизни.
– Не знаю... Но то, что меня подставили, точно. Катька хотела с Адамом поговорить, но он куда-то на юга укатил. Да и черт с ним... Главное, что мой Толян жив, из комы уже вышел. И сообщников моих нет, и сдать их я не могу, потому что не знаю их... В общем, думаю, или дело само по себе до суда развалится, или условно дадут...
– И мне условный срок обещали.
– За что?
– За совращение несовершеннолетнего подонка. Оказывается, у нас в стране так: если женщину изнасиловал малолетка, то виновата будет она... Каково?
– Мне очень жаль, что так произошло, – немного помолчав, сказал Никита.
– Ты так говоришь, как будто в чем-то виноват.
– Может, и виноват... Надо было нам вместе быть, тогда, может быть, ничего бы и не случилось.
– Да, но у тебя Белла, – сорвалось у нее с языка.
– Брось, это всего лишь казус.
– Мимолетное виденье, очередной эксперимент.
Казалось бы, какое дело ей до Беллы. Ведь ясно же, что ничего серьезного с ней у Никиты быть не может. Да и ситуация совсем не та, чтобы упрекать его в чем-то: сама по уши в грязи. Но ревность колола и душу, и язык.
– С ней эксперимент, я так понимаю, удался? – и сама она кололась, как верблюжья колючка.
Но и Никита смотрел на нее, как тот верблюд на эту самую колючку, желая немедленно полакомиться ею. Евгения чувствовала, как загорелась ее кровь. Нет, она не страдала нимфоманией и могла обходиться без мужчины сколь угодно долго, а после случившегося так и вовсе презирала секс. Но Никита другое дело, он возбуждал воображение. Он был человеком-праздником, после общения с которым хотелось более шумного веселья, самой настоящей вакханалии. А сейчас она особенно нуждалась в карнавальных эмоциях и сильных, но чертовски приятных потрясениях. И только с ним, и только от него...