Ваня, Ваня, что же ты за человек такой? Разузнал Петр о
тестаменте. Все доподлинно выяснил. Да тут и трудов особых не было.
Просто поинтересовался у Василия, которого теперь, как талисман,
как крест нательный, собирался при себе держать неотступно.
Вляпался-таки друг и фаворит. Подпись Петра на документе подделал,
да еще и выкрикнуть успел, мол, вот завещание императора, прочащее
на российский престол невесту государеву Катерину, сестру самого
Ивана, выходит. А теперь любой приказ с полуслова, с полувзгляда
выполнить готов.
Оно вроде и понятно все. Тем более документ Василий сумел
раздобыть и передать государю. Да только рубить сплеча Петр не
спешил. Тут нужно все обмозговать, остыть, выздороветь, чтобы
голова светлая, а не в дурмане, и только потом решать, как быть.
Жизнь, она по-разному может диктовать.
Вот взять хотя бы Меншикова Александра Даниловича. Ведь на что
человек преданный деду был, а и то умыслил извести дитя императора
от полюбовницы, дочери молдавского господаря. О безопасности своей
беспокоился. Заговор учинил. Узнал бы дед, и не сносить шельме
головы. Но против самого государя даже в мыслях никогда не держал.
Живот был готов в любой момент положить.
Вот и Ванька, может, все больше из опасений. Хотя плаха по нему
плачет. Это же додуматься надо — воспользоваться тем, что
почерки их схожи, и подпись императора подделать. И за куда меньшее
головы лишались. Было дело, забавы ради Петр и сам поощрял такие
проказы. Несколько указов так и прошли за подписью Долгорукова, а
не Петра. Теперь-то он понимает, что забава дурная была, но
сделанного не воротишь.
Ванька, паршивец, заигрался. А ну как все же руку правую
отрубит? Нет, второпях решать не стоит. Без верных людей не
удержаться, а у него таких и нету. Деду оно куда как проще было, с
его потешными. Почитай все сподвижники вышли из преображенцев да из
семеновцев. А у него такого задела нет. Даже товарищей по детским
играм не имеет.
А может, оставить все как есть? Пусть идет как идет. Женится на
Катьке, как и обещал. Ну, возьмут Долгоруковы силу. Зато ему
покойно будет. Прислушался к себе и понял, что от одной только
мысли о том яриться начинает, да так, что чаще задышал. Нет, не
смирится он с тем, чтобы им вертели как хотят. Он император! Он! И
другому не быть!