Но этот как раз из тех, что за своей слащавостью звериный оскал
прячут. Так что с ним вдвое аккуратнее нужно. Наверняка испугался и
пришел страховкой обзавестись, а то опять государь засобирается
осиротить своих подданных — и как тогда ему быть? Однажды
Господь не попустил, а ну как вдругорядь не повезет? Опять же малец
норов изволил показывать, даже сына родного против отца настроил.
Всех от себя удалил, да не абы как, а силу применив открыто.
Режутся у волчонка зубки, эдак и до беды недалеко.
— Свет мой государь Петр Алексеевич! Как здоровье твое
драгоценное?
— Благодарствую, Алексей Григорьевич, теперь много лучше. А
как впредь стану во всем слушать медикуса, так и вовсе вскорости на
ноги поднимусь.
— То дело хорошее. А то лебедушка наша, невеста твоя, вся
сердечком изболелась, на тень бестелесную похожа, вся измаялась,
денно и нощно поклоны земные бьет, у Господа нашего здоровья для
тебя вымаливает.
— Передай, что со мной все в порядке. Скоро здоров
буду.
— Так, может, я призову ее, Петр Алексеевич? Она туточки, в
карете за воротами. На двор гвардейцы не
пустили, — нарочито подпустив в голос обиду, закончил
он.
— Пустое, Алексей Григорьевич, — сделав вид, что
не обратил внимания на факт недопущения на двор княжьей кареты,
начал отнекиваться Петр. — Хворь из меня вся еще не
вышла, не приведи господь, приболеет Катерина, так потом ввек себе
не прощу. Вот поправлюсь, тогда и повидаемся. И ты держись подальше
от хворого, твоя жизнь для государства российского еще ой как
понадобится.
— Да я за-ради тебя, Петр Алексеевич, хоть в огонь, хоть в
воду.
— Верю. Оттого и прошу беречься. Мне без моей правой руки
несподручно будет, так что даже кашлянуть не моги. То повеление
мое. Слышишь ли?
— Слышу, государь. Как ты велишь, теперь пуще прежнего
беречься буду.
— Спасибо за понимание и поддержку, Алексей Григорьевич. С
делами государственными без меня справляетесь ли?
— С Божьей помощью и с твоего благословения, Петр
Алексеевич.
— Стало быть, все хорошо?
— Это с какой стороны посмотреть, государь. Как с одной,
так вроде все слава богу. А как с другой... Ты выздоравливай, Петр
Алексеевич, — словно спохватившись, что сболтнул лишнего,
оборвал себя на полуслове князь.
Вот же шельма. Чувствует, что в ту ночь переусердствовал, затеяв
венчание с хворым и страдающим от болезни императором. Долгоруковы
тогда на семейном совете постановили обвенчать находящегося при
смерти Петра и Екатерину Долгорукову, ссылаясь на то, что церковь
такие браки не запрещает. В усадьбе на тот момент посторонних не
было, Иван привел две роты преображенцев, которые денно и нощно
охраняли дворец. Вот и решили окрутить. Не вышло. Петр из упрямства
и обиды согласия своего перед священником не дал, а там и
спасительное забытье. А потом Остерман прорвался-таки в усадьбу.
Одним словом завертелось, и ничего у них не срослось.