— Все обеспокоены делами на престоле российском.
— Чего тут беспокоиться? Болезнь на убыль пошла, император
на престоле. Иль не доводят до всех, как здоровье мое?
— Как не доводить. Всенепременно. Но случившееся с тобой
сильно всех взволновало. Вон какую силу твое государство взяло, вся
Европа затаив дыхание смотрит в нашу строну и волнуется оттого, что
тут смутные времена могут наступить. А все из-за болезни твоей
тяжкой. А ну как беда случится, а наследника законного нет. Всяк на
себя одеяло потянет. Тут такое может начаться...
— И как всех успокоить? Тестаментом озаботиться да объявить
на весь свет, чтобы покой в умы внести?
При упоминании злосчастного документа князь все же дал слабину и
самую малость переменился в лице. Но, как ни краток был этот миг,
Петр все же заметил перемену.
— На мой взгляд, это может быть опасным, государь. А вот
коли подле тебя появится вторая половинка, да дите народится, тут
уж не только Европа, но и народец наш российский в покой
придет.
— Стало быть, опять сватаешь. Вот что ты за человек,
Алексей Григорьевич? Ведь обручился я с Катериной, слово императора
дал, а ты все торопишься. Иль моему слову веры уж нет? Так ведь
кабы не хворь, со мной приключившаяся, то я уж был бы женатым, а
там, глядишь, ты бы уж о внуке подумывал.
О том, что эта невеста была уже второй и однажды Петр от слова
своего отступился, лучше не поминать. Хотя об этом никто и не
забудет. Но с другой-то стороны, дело и впрямь к свадьбе шло, не
без давления тайного совета, в частности Долгоруковых и Голицыных,
представлявших там большинство, но шло.
— Твоя правда. Да ведь не только о кровинушке своей думаю,
сердечком о тебе изболевшейся, но и о России-матушке. Потому как,
кроме того что отец, я еще и муж государственный, и долг служения
для меня превыше всего.
— За то и ценю тебя, Алексей Григорьевич. Оттого и
полагаюсь на тебя, как на батюшку, коего и не помню вовсе. Что же
касаемо свадьбы, не беспокойся, все будет по уговору и в
назначенный день.
— Так в какой день-то, Петр
Алексеевич? — растерянно проговорил Долгоруков, явно
ничего не понимая.
— Как и условились. Девятнадцатого января. Я, как на ноги
встану, перво-наперво хочу поехать по святым местам, поклониться и
Господа нашего возблагодарить за чудесное исцеление, потому как
только волею Его и жив. А там и делами государственными займусь. До
той же поры все мои помыслы только к Господу нашему направлены
будут.