— К чему эти речи, государь?
— А к тому, что знать хочу, готов ли ты за честь свою
вступиться или и дальше станешь позволять Ивану глумиться над
собой. Если боишься преследований с моей стороны, забудь. Ничего не
будет. Ни обиды, ни злости, ни отмщения в будущем, в том я тебе
свое императорское слово даю.
— Да я... хоть сейчас... этого... — Вдруг
разволновавшись, Трубецкой даже не находил слов, а может, у него
просто перехватило дыхание.
— Ну а раз так, то быть по сему. Драться будете немедля, в
саду, перед моими окнами, дабы я все видел. На будущее скажу так:
коли дашь отлуп какому охальнику, решившему влезть в семью твою, я
всегда на твоей стороне встану, как и на стороне любого в империи
Российской.
— Благодарю, государь.
А радости-то, радости. Ох и накипело же у тебя. Ванька, Ванька,
а ведь не выпустит он тебя живым. Как есть не выпустит. Вон как
злобой исходит, она от него волной мрачной расходится. А Долгоруков
еще ой как полезен будет. Про друзей и соратников уж не раз
сказано.
— Только учти, Никита Юрьевич, мне жизни преданных людей
дороги, даже если меж ними черная кошка пробежала. А потому дуэль
до первой раны, кровоточащие царапины не в счет.
— Мнится мне, государь, что ты не ведаешь, как и меня на
свою сторону перетянуть, и Ивана сберечь. Так то лишнее, я и без
того твой, в том и присягу давал.
— Не в присяге дело. Не по долгу, а по сердцу верные трону
потребны. А коли не быть честным, то и сердца не получить.
— А ну как убью?
— Знать, воля на то Господа нашего, — сделав для
себя зарубочку, что генерал-майор больно уж уверен в своих силах,
искренне ответил Петр.
— А ведь он не только мне обиды чинил. Что же, государь, со
всеми драться ему велишь?
— Не со всеми. Но с тобой велю.
Вот так, любезнейший, дальше уж сам думай, не дите малое. Никому
иному не позволено, а тебе со всем уважением.
Поймешь — хорошо. Не поймешь... Жаль. Хотелось еще одним
доверенным лицом обзавестись, так как виды имеются, а можно
лишиться и того, кто пока единственный.
— Я все понял, государь.
— Василий.
— Тут я, государь! — влетел в комнату денщик.
— Господ офицеров и Ивана Долгорукова кликни.
— Слушаюсь, государь.
Бог весть, может, Васька, шельмец, так сумел все предугадать и
заранее озаботился. То ли господа офицеры пришли поинтересоваться,
как обстоят дела у их майора. Не шутка ить, против влиятельной
родни пошел. И потом, они тут на подворье безвылазно уж который
день сидят, света белого не видят. Но как бы то ни было, а не
прошло и минуты, как все четверо и Долгоруков предстали перед юным
императором.