Дома бутылки от пива стали скапливаться в удвоенных, а то и
утроенных количествах, раньше звенящие пакеты с ними Павел выносил
по понедельникам, а теперь приходилось делать это куда чаще, иначе
войти в квартиру приходилось по узкой тропке. Зато в качалку ходить
практически перестал, стало лениво потеть с железом. Бесился из-за
каждого пустяка и пару раз неожиданно для себя влезал в дурацкие
драки, вспыхивавшие на ровном месте. В общем, все как расписано.
Был бы Павел американцем – он бы живо пошел к своему
психотерапевту, тот бы прописал кучу антидепрессантов, и Паша,
лопая их горстями за обе щеки, так, чтоб за ушами трещало, быстро
бы отупел и заовощел, после чего его бы уже такие высокие материи
перестали бы волновать.
Но на свое счастье Паша американцем не был и потому продолжал
воевать с раздраем в своей душе как умел, в одиночку.
В очередной воздушном рейсе, когда он сидел, напряженно
вцепившись пальцами в поручни кресла, сидевший по соседству
аккуратный старичок поглядел на него умными глазами и негромко
заговорил странное:
– Иду как-то с домашними по Московскому проспекту и как-то
отстал от своих, то ли загляделся на кого-то, то ли в витрину
засмотрелся. Надо догнать, решил срезать. Сам себе удивляюсь –
Московский прямой как стрела, но тем не менее поспешил в проулок.
Идет в одном со мной направлении много мужчин – молодых, крепких.
Одного зацепил по ноге, поворачивается, ругаться начал. Негр
оказался, несколько рядом – тоже негры. Тот, кого я зацепил, полез
драться, я его, в общем, заблокировал, он рыпается, а я кричу
остальным мужикам: «Помогите, негр драться лезет!», но от нелепости
ситуации получается несерьезным, этаким шутовским голосом.
Остальные рассмеялись, негра раздражительного от меня оттащили,
успокоили, идем дальше. Все эти парни по лесенке куда-то в здание
заходят, кроме одного, который стоит и бурчит: «И зачем нам,
офицерам, встреча с художником авангардистом? Что он нам полезного
расскажет?», а я ему кивнул и дальше – мои домашние ведь уже меня
спохватились, ждут, волнуются, а я тут ерундой занимаюсь. За угол
повернул – опять удивился. Шел-то по Московскому только что,
весной, – а тут вдруг зима! И я босиком по снегу иду. И мысль
первая – наверное это сон. Но во сне не чувствуешь специфический
запах, которым негры отличаются от белых, и ноги не мерзнут, и снег
не скрипит, и стенка шершавая под ладонью не ощущается так
реально.