Странный собеседник усмехнулся.
– Вам стало легче? – спросил он. Паштет ненавидел общаться с
незнакомыми людьми, но тут тон был примирительный – и да, проклятая
аэрофобия разжала клешни, как ни странно.
– Пожалуй, – кивнул головой Паша, прислушиваясь к своим
ощущениям.
– Болтовня в полете – отличное средство от страха. Особенно,
если в этой болтовне есть капелька непонятного, но не слишком
большая, чтобы не заставлять уж слишком сильно думать, – усмехнулся
старичок.
– Я и не думал, что со стороны заметно, – пробурчал Паша.
– Бледность, вцепившиеся в подлокотники пальцы, одышка...
Достаточно характерно. Интересно то, что в целом ряде фобий боязнь
полета – самая молодая по возрасту и потому с ней справляться
проще, чем с вколоченными издавна, – той же боязнью пауков или
высоты, или боязнью пространств. Вы ведь не боитесь ездить в лифте?
– спокойно глянул странный старичок.
Паштет кивнул, думая о том, что собеседник может быть и не в
себе, а может и сам опасается летать, но во всяком случае говорит
непротиворечиво и да – сидеть в этом кресле стало как-то
удобнее.
– В итоге получается, что это банальная боязнь смерти, не более
того. Просто ваши датчики сигнализируют вам о непонятностях – смене
давления вокруг, слишком быстром перемещении вашего тела в
пространстве, – это непривычно, а все непривычное пугает и
настораживает. Сам же самолет, да и полет в общем ни при чем.
– То есть вы считаете, что смерти бояться не надо? – уточнил
Павел у старичка.
Тот пожал плечами.
– Боятся всегда незнакомого, непривычного. У вас ведь есть
интернет?
Паштет кивнул, усмехнувшись. Конечно, интернет у него есть.
– Так вы, наверное, видели сотни раз всякие видеозаписи
номинантов на премию Дарвина? Когда любому нормальному человеку
ясно с самого начала, что трюк кончится крайне плохо, но
исполнители фортеля лезут к своему финалу совершенно бесстрашно? И
что характерно – дохнут, так и не поняв, что с ними произошло?
Такого добра во всех развлекательных порталах полно, да и самих
таких порталов масса, так что должны бы видеть, – уверенно сказал
старичок.
– Конечно, видел, – согласился с очевидным Паштет. Уж чего-чего,
а идиотов в мире мешком не перетаскать и сетью не переловить.
– Вот и получается, что страх смерти – он скорее у людей не
инстинкт самосохранения, – потому как с инстинктом бороться крайне
сложно, он, как вы, молодые люди, любите говорить, прошит в
матрицу, – а чересчур развитое воображение. Нет воображения – нет
страха смерти.