Я кивнул.
— Конечно.
— Поэтому я глаз с тебя не спущу.
Буду совать нос в каждое дело, которым ты озаботишься. Выясню все о
дружках, с которыми общаешься. Сделаю…
— Савва Ильич, уверяю вас, лучше не
стоит.
Не знаю, откуда во мне проснулась
эта дерзкая уверенность, но сейчас я отчего-то знал, что Мустафин
блефовал. Не было у него влияния. Не было возможностей перебить
приказы самого ректора.
И по глазам куратора я понял, что он
осознал - блеф не прокатил.
Я вздохнул и уставился на
Мустафина.
— Савва Ильич, уверяю вас, что
отныне у меня гораздо больше причин вести себя образцово, чем вы
полагаете. Я не могу рассказать подробностей, но, скажем так, его
высокопревосходительство сделал мне предложение, от которого
невозможно отказаться. И теперь я обязан соблюдать интересы
Аудиториума.
Куратор разочарованно вздохнул.
— Так и думал. Жаль. Значит, они
нацепили на тебя ошейник.
— Или так или смерть.
— Тоже верно.
— Но это не значит, что я потерял
интерес к ряду… тайн, — улыбнулся я.
— И думать об этом забудь.
Я улыбнулся еще шире. Сам не
понимал, что на меня нашло. Но ощущения были такими, словно я нашел
недостающий кусочек мозаики, и картинка начала складываться.
Чувство пришло раньше, чем мысль, но я уже знал, как следовало
поступить.
— Все, что я буду делать, я сделаю в
интересах защиты Аудиториума, — сказал я. — Понимайте как
хотите.
Мустафин покачал головой и взял в
руки документ, что лежал сверху.
— Я больше не стану обсуждать это с
тобой. Однако раз легенда кажется твоим покровителям достаточно
крепкой, кто я такой, чтобы препятствовать ее реализации? — Он
неприятно улыбнулся одними губами, а темные глаза оставались
пронизывающе холодными. — Ознакомьтесь с приказом в отношении вас,
ваше сиятельство.
Я молча принял протянутый документ и
пробежался глазами по строкам.
— За грубейшее нарушение
дисциплины…. Кража артефакта из Лабораториума… Дисциплинарное
взыскание… Неделя в карцере? — вытаращив глаза, воскликнул я.
Куратор пожал плечами.
— Имею право. Все по уставу. И все
указывает на то, что зачинщиком и главным исполнителем сей забавы
были вы, Михаил Николаевич, — холодно ответил он. — Поэтому
ближайшую. Неделю вы проведете в строжайшей аскезе в одиночной
комнате без ментальной связи, развлечений и встреч. Надеюсь, это
поспособствует скорейшему обретению вами здравого смысла.