Девчонка едва слышно застонала, распахнула глаза, уставившись
безразличным взглядом в потолок. Вот так-то лучше. Альмод собрал
ошметки второго легкого, чтобы начинало восстанавливаться. Потом
придется доделывать, но не сегодня. Сегодня еще ожоги. Хотя бы
самые глубокие.
Альмод расстегнул на девчонке перевязь, взял ее нож и начал
срезать одежду, все равно она уже не годилась даже на ветошь. В
безразличном взгляде раненой промелькнуло что-то, похожее на страх.
Она потянулась к нитям, но плетение рассыпалось, не успев
сложиться. Девчонка дернулась — едва ли от боли, в сравнении с теми
ранами, что оставила тварь, и ожогами, сорвавшееся плетение было не
страшнее комариного укуса. Опять безуспешно потянулась к нитям, из
носа по щеке потекла кровь. Рука слабо дернулась к бедру — туда,
где должен был быть нож. Не дотянулась, пальцы вцепились в овчину,
застилавшую лежанку. Снова дернулась, медленно и слабо, хотя самой,
наверное, казалось, что быстро. Ухватила пустоту — и в глазах
появился самый настоящий ужас.
До Альмода, наконец, дошло.
— Я не собираюсь тебя е… — Он проглотил грубое словцо, совсем
одичал, — насиловать.
За кого она его вообще принимает? Кем нужно быть, чтобы
помыслить о соитии с беспомощным изуродованным телом, в ранах,
ожоговых струпьях и сукровице?
С другой стороны, что она могла подумать, обнаружив рядом
высокого широкоплечего мужика, который рвет с нее одежду? Что эта
небритая похмельная морда — целитель? Что лоскуты ткани, прилипшие
к ожогам, вовсе не ускоряют их заживление?
Девчонка не поверила, одной рукой попыталась перехватить его
запястье, второй — прикрыть грудь. Очень неплохую, между прочим, в
других обстоятельствах он бы, пожалуй, посмотрел… Альмод мысленно
выругался. Нашел время! А вот незачем было год от женщин нос
воротить. Сейчас бы не думал о чем попало, точно отрок, впервые
титьку увидевший. Даром что сам вот-вот свалится, исцеляющие
плетения нещадно тянули силы, причем не только из целителя, но и из
исцеляемого.
Ни оттолкнуть, ни прикрыться у нее, само собой, не вышло. Рука,
ухватившая его, по-прежнему казалась ледяной, а это значит, что
сердце не справляется.
— Ожоги, — сказал Альмод. — Раны. Сейчас меня интересуют только
они. На сиськи за свою жизнь я нагляделся предостаточно, так что не
дури.