Треснули и разлетелись в пыль
трухлявые многовековые доски перекрытия дворца. Затем треснул
потолок, часть стены, затем следующие перекрытия, и, наконец,
крыша.
Мы всё ещё летели вверх. Пальцы на
моём горле разжались. Я развернулся вниз спиной, резко остановился
на высоте в сто метров и выставил руку вперёд, откидывая моего
противника вниз.
Он пролетел и рухнул бесформенным
куском израненной плоти на землю внутреннего двора заброшенного
поместья. С горы я видел, что боевой дирижабль гмоннийцев из
государства Шабук всего в полукилометре от нас, а боевые полки
движутся по узкой дороге. Я открыл глаза. Силы были на исходе,
стало страшно, но я понимал, что упаду, как только моё тело
коснётся земли, поэтому удержался и оставил себя в невесомости,
шевельнув мизинцем. Пожалуй, я первый раз с открытыми глазами
осознанно пользовался своей личной Способностью, а не пользовался
подачками Халиба.
Но радости было мало. Тело,
казалось, болит целиком, я еле сдерживался, чтобы не стонать от
боли. Но самое главное — я чувствовал, что мой враг тоже дышит, и
мне надо принять решение. Тяжёлое решение: сжалиться над ним и
остаться человеком, или же уничтожить Богдана, в перспективе спасти
цивилизацию, но стать чудовищем для самого себя.
Пришла в голову и третья идея.
Простая и, в то же время, очевидная — отнести его израненное тело
вниз, в капсулу. Положить. Запустить криотемпоральный Алгоритм —
наверняка мне хватит умения пусть не сразу, но сделать это. А
затем, когда я найду и выясню отношения с Первыми — решим вопрос и
с ним.
Но это был не вариант. Это было
избегание от проблемы, попытка забыть её и перенести на потом — не
этому я учился во время всей своей недолгой профессиональной
карьеры. Со стороны ворот уже слышался шум марширующих войск. Ещё
пара минут — и выбор совершится без меня. Я завис всего в двух
метрах от него, посмотрел в лицо. Глаза приоткрылись, скрюченные
переломанные конечности дёргались, и мне казалось, что это
конвульсии, но скоро я понял, что он собирает себя. Лицо его и
накаченные бицепсы медленно сжимались и молодели, кровавые раны
стремительно рубцевались, морщины сходили мелкими струпьями и
рассыпались пеплом на ветру. Одежда истончилась и укоротилась,
конечности тоже стали короче.
Из пятидесятилетнего мужика он
превращался в мальчишку, даже не в подростка — в десятилетнего
пацана.