Хотела бы и она радоваться такому дерьму, до чего проще была бы
ее жизнь.
– Выключи, – скомандовала она Аби.
Динамик продолжал плеваться обрывками скрипичной партии.
Проклятый помощник постоянно барахлил, барахлил, сука, не
реагировал на подходящие слова.
Было у него любимое слово на которое он всегда реагировал.
Такое, что могло завестись только у Аби Марш.
– Погаси, – процедила она.
И музыка оборвалась.
Едва за ней закрылась дверь комнаты, Марш медленно опустилась на
пол и несколько минут сидела, глубоко вдыхая знакомую домашнюю
темноту. Она закрыла глаза – опустила настоящее веко и невербальным
сигналом погасила повязку, позволив второму глазу наполниться
вечной чернотой.
Манжету она уже не гладила – судорожно терла, умоляя помочь. И
манжета – клювик иглы, быстрый укол и растекающийся по руке жар –
помогла ей.
Ей было сложно признаться, но она любила свое неуютное
социальное жилье. Все его шесть квадратов, черные стены,
застеленную черным покрывалом тахту. Желтые светильники, белый
стеллаж с мелочами с барахолки. Марш даже купила контрабандные
ароматизаторы из Среднего Эддаберга. Это был единственный глупый,
неоправданный риск – на нее могли пожаловаться в любой момент,
стоило кому-то сунуть любопытный нос в ее комнату и унюхать
незнакомую композицию, но Марш не смогла себе отказать. В комнате
пахло горящим деревом и нагретым камнем. Смесь называлась «камин»,
а Марш знала, что такое камин и зачем он был нужен. И как пахнет
горящее дерево тоже знала. Купила бы в легальном магазине, но для
жителей Младшего Эддаберга все ароматизаторы производили из
дешевого сырья, с навязчивой мыльной нотой.
Она позволила себе прополоскать легкие темнотой комнаты, вымыв
из себя все, что вдыхала за день, а потом наконец стянула пальто и
начала медленно растирать лицо кончиками пальцев. Иначе она не
могла расслабиться. Губы оставались плотно сжатыми, под кожей
словно натянули проволоку. Между бровей залегла морщина, а в глазу
подрагивал зарождающийся тик. Самое мерзкое что в пустой глазнице
под повязкой тик тоже ощущался.
– Я устала, – равнодушно сообщила она темноте.
Раздался сочувственный вздох распылителя. Проволочки медленно
таяли под пальцами.
– Они пишут на стенах «теперь у нас есть голос» и ничего не
говорят, пока я не скажу, что говорить, – нервно хихикнула она. –
Представляешь? А тебе бы не понравилось.