Воскресенье 10 апреля
1977 года, 10:10
Ленинград, Измайловский
переулок
Подъезд был роскошный, такие изредка встречаются в петербургских
домах: залитые светом широкие лестничные пролеты, старинные кованые
решетки с тяжелым деревом перил, на площадках шашечками
дореволюционная плитка, лепнина на стенах и потолках. Чисто, тихо,
благородно.
Ткнул пальцем в кнопку звонка над латунной пластинкой с
гравировкой «Афанасьевы» и прислушался. В глубине квартиры глухо
звякнуло. Спустя полминуты дверь осторожно приоткрылась, и поверх
натянутой цепочки на меня с большим подозрением уставилась
седоватая представительная матрона.
– Здрасте… Меня зовут Андрей, я Томин одноклассник, –
представился, шаркнув ножкой.
– Бабушка! – долетел издали крик. – Это, наверное, Андрюша,
пусть на кухне посидит!
Маленькие, близко расположенные карие глаза еще раз с
подозрением прошлись по мне, цепочка брякнулась, и мне дозволили
войти:
– Ну проходи, кавалер…
Я зашел, озираясь. За спиной лязгнул, опустившись в кольцо,
запорный крюк.
Из залитой солнцем комнаты вывалился, по-весеннему утробно
завывая, пушистый сибирский котяра и посмотрел на меня глубоко
безумным взором.
– Но-но, не балуй, – сказал я неуверенно. Встречал я котов,
которые снимают с гостей шкуру прямо в прихожей.
– Васька, негодник, иди в комнату, – заворковала бабушка, не
спуская с меня глаз.
Кот басовито отверг это предложение и, подойдя, потерся о мою
ногу. Я с облегчением выдохнул, драть мясо с костей вроде не
собирается. Присел и почесал мученику подбородок. Голова у скотины
тут же потяжелела, зенки закатились, и он рухнул всей тушей мне на
стопы, урча и извиваясь.
– Да, – я поднялся, расстегивая куртку, – песню дружбы запевает
молодежь…
– Андрей! – звонко прокричала Тома откуда-то из глубины
квартиры. – Подожди меня на кухне, чаю попей, я через пять минут
буду готова.
Я даже не стал ерничать и переспрашивать «готова к чему»,
бабушка и так продолжала сверлить меня настороженным взглядом,
видимо предполагая во мне самые низменные устремления. Обижаться
глупо, присутствуют они, чего уж греха таить… Чем ярче весеннее
солнышко, тем больше во мне накапливается этих самых низменных
устремлений, против природы не попрешь.
На кухне меня встретили горка красновато-бурых и голубых яиц и
кекс, продающийся в булочных в предпасхальные дни под стыдливым
названием «весенний». Тут же лежала стопка газет. Я сел за стол и
полюбовался авангардной инсталляцией: пасхальный кекс, разноцветные
яички и газета «Правда», а на заднем плане, в окне, – подзатертый
фасад превращенного в склад Измайловского собора.