Бабушка деловито сотворила мне чай, пододвинула мельхиоровую
вазочку с сушками и села напротив, внимательно разглядывая и, даже
показалось, принюхиваясь.
– Андрей, значит… Куда собрались-то?
– Да просто погуляем… Погода хорошая, весна пришла, что дома
сидеть? К Никольскому, думаю, сходим, потом до Театральной. А там
посмотрим, или к площади Труда и на Неву, или к Невскому напрямки,
– выдал я свои планы.
– Да, – скорбно покивала бабка головой, – у Никольского сегодня
должно быть людно. Все в церкву пойдут…
В дверном проеме появилась Тома: глаза блестят, вид гордый и
довольный, на макушке наверчено что-то нестандартно-праздничное. Я
с удовольствием окинул взором ладную фигурку, подкинув горючего в
топку нездоровых желаний. Или здоровых? Наверное, зависит от того,
с чьей позиции смотреть. Моя мама и Томина могут иметь диаметрально
противоположные мнения по этому вопросу…
– Том, привет. Тебе уже доложили, что Христос воскрес?
– Ага! – Она оживленно подскочила к столу и предложила: – Давай
яйцами стукнемся!
Я сцедил улыбку в кулак и выбрал самое темно-синее яйцо:
– В чьих трусах варили?
Девушка прыснула в ладошку:
– В трениках моих старых.
– Ну если в твоих, тогда ладно… Выбирай, бей.
Тома слегка наклонилась и прищурилась, оценивая битки. Солнечные
лучи отразились от выглаженной временем деревянной столешницы и
мягкой волной прогулялись по ее лицу, высветив разноцветье глаз и
подарив ореолу волос тепло медного отлива.
Я опустил взгляд, вспомнив цветаевское «зелень глаз и золото
волос», потом мысленно пересчитал остающиеся месяцы. Пять. Всего
пять месяцев, и если не найду решение здесь, то меня ждет
намеченная эксфильтрация. И все, и будто бы под небом и не было
тебя… Вернусь только к концу восьмидесятых. Десять лет без права
переписки… Вечность. В груди что-то сжалось.
– Ты по зубу тихонько постучи яичком-то, – оживленно
подсказывала в это время болеющая за внучку бабушка. – Надо, чтобы
глухо звучало. Если звонко об зуб стучит – хрупкое.
Совместными усилиями, постукивая скорлупой по клычкам и
откладывая в сторону подозрительные, они остановили свой выбор на
яйце, окрасившемся в красновато-коричневый мрамор.
– Хороший биток, – одобрила бабушка. – Держи вот так, – она
крепко схватила его указательным и большим пальцами, оставив лишь
маленькое оконце между ними, – и бей сама!