Надежда… Опустился на табуретку, обхватил голову ладонями.
Капитан корабля ночью тайком спускает шлюпку и плывет к райскому
острову неподалеку. А после катастрофы, как дед Мазай, подберет
кого сможет… И спасенные будут ему благодарны. Стыдно-то как…
– Твою мать! – Я в сердцах жахнул кулаком по подоконнику. – Да
что же делать?!
В ушах стоят скрежет вспарываемой скалой обшивки, треск
ломающихся шпангоутов и сытое бульканье ледяной воды, принимающей в
свою утробу миллионы душ. Подонки из команды, предусмотрительно
протащившие судовое имущество в шлюпки, отпихивают тонущих.
Озверевшие братки из третьего класса сквозь людское мясо выгрызают
себе путь наверх. Метет кровавая поземка по окраинам – Сумгаит,
Таджикистан, Днестр. Мои братья режут друг другу горло, вспарывают
животы, выдавливают глаза, сажают на кол, сдирают кожу, насилуют
детей. Мерзостная «Ваффен СС» освоила демократическую феню и
перекрасилась в респектабельную власть.
Я прижал лоб к холодному стеклу. Да кто сейчас в такое
поверит?!
Алло, небо, это какой круг, скоро ли дно? У болота нету дна,
тонуть будете вечно…
– Я увожу к отверженным селеньям, – прошептал, глядя на
раскачивающийся красный трафаретный профиль за окном. Что же
делать-то, мать его?!
Грустно улыбнулся, вспомнив бородатый анекдот «ну сделайте хоть
что-нибудь». Что ж… Сунул в карман салфетку с уворованным из школы
мелком и пошел делать хоть что-нибудь.
Тот же день,
18:10
Ленинград, улица
Воинова
Очередной проходной двор, уже восемнадцатый за сегодня. Мрачный,
с обшарпанными стенами, покосившимися водосточными трубами,
мерзкими голубями. Войти, демонстративно повертеть головой, выйти
на соседнюю улицу. Посмотреть на облупившуюся телефонную будку,
надоевшие фасады, неровный асфальт. И идти дальше, бороздить этот
неприветливый город.
Синти всей душой ненавидела эту часть своей работы. Да, поначалу
было интересно ходить по разбитым ленинградским улицам,
разглядывая, как сквозь аквариумное стекло, эту странную чужую
жизнь. Потом ускоряться, нырять в темные проходные дворики и
сквозные подъезды, отрываясь от топтунов. Адреналин пульсировал в
жилах, кожа бледнела от волнения, и, хоть она в этом никогда бы
никому не призналась даже под дулом пистолета, временами она
представляла себя девушкой Бонда.
Этот период глупого романтизма продлился ровно три месяца. Потом
новизна внезапно испарилась, а на дне остался грязный осадок
нарастающего раздражения от непарадных запахов мочи и подгнивших
овощей, натруженной шеи и надоевших лиц из наружки. Впрочем, судя
по всему, эта беспокойная вице-консул надоела им не меньше.