Тыблоко тут же перекосилась вбок и принялась жадно
вчитываться.
«Интересно, – подумал я, готовясь встать, – есть ли там про Тому
и знает ли Тыблоко про ее дядю?»
– Ну что, – инструктор, не находя себе от возбуждения места,
дергано перемещался вдоль доски, – нет смелых? Как антисоветчину
рассказывать, так смелые, а как держать ответ – в кусты?!
Тыблоко дочитала донос примерно до середины листа и, вздрогнув,
посмотрела на Тому, а потом повернулась к Хорьку и замахала рукой,
безуспешно пытаясь привлечь его внимание.
«Есть. Знает», – понял я с удовлетворением и, сжав на прощанье
Паштету предплечье, поднялся с места и направился к доске. Тыблоко
с удивлением воззрилась на меня, а Антон поверх бледной зелени
пошел ярко-белыми пятнами.
Я вышел, выполнил четкий разворот через левое плечо, неторопливо
провел взглядом по лицам товарищей и спокойно улыбнулся. Господи,
хорошо-то как! Как хорошо не бояться!
– Ребята, – начал я задушевно, – и девчата! Недели три назад я
пошел в баню на Шкапина. Попарился так хорошенько, взял шайку,
намылил, понимаешь, голову. И тут какая-то сволочь возмутительный
анекдот рассказала. Пока мыло смыл – нет уже никого вокруг.
Поверите, – я прижал ладонь к груди, – ночь потом не спал, так на
душе от возмущения все кипело!
По лицам наиболее сообразительных поползли понимающие
усмешки.
– Утром не удержался и поделился своим возмущением с
комсомольцем Лейтманом.
Все дружно повернулись и оценивающе посмотрели на пораженно
застывшего Лейта. А я тем временем исподтишка показал кулак
порывающемуся вскочить Паштету и скорчил ему зверскую рожу.
– Вот. Все, – закончил я и, глумливо улыбнувшись, шаркнул
ногой.
Тыблоко наклонилась вбок и сильно дернула за рукав ошалевшего от
моей наглости инструктора, буквально подтягивая его к себе.
«Идиот». – Клянусь, именно это слово я прочел в шевелении ее
губ, прежде чем, нагнувшись, Хорек закрыл видимость. Тыблоко что-то
жарко зашептала ему на ухо и экспрессивно ткнула пальцем куда-то в
донос, чуть не проткнув его. Хорек сдулся на второй фразе. Только
что это был победитель, готовый, изгаляясь, вдоволь помурыжить
жертву, и вот это уже какое-то недоразумение, жалкий преющий
обмылок с бегающими глазками, переминается, нервно теребя
подрагивающими пальцами несвежую манжету.
Я с победной ухмылкой в упор посмотрел на еще ничего не
понявшего Лейтмана, а потом сделал пару шагов в сторону и сгреб
лист со стола.