Где-то вдали прозвенел звонок, и мы быстро засобирались.
Сейчас начнется половодье из оголодавших школьников –
могут и в пол втоптать.
– Ты только, Андрей, это… – Директриса замялась,
подбивая слова.
– Могила, – заверил я.
– Ага, молодец, понимаешь. Особенно насчет евреев
никому.
– Понимаю, Татьяна Анатольевна, – кивнул я.
– Хорошо, беги.
Я прыснул в кулак:
– А можно пойду?
– Хорошо, – заулыбалась Тыблоко, – иди.
И я пошел, осторожно, вдоль стены, чтобы меня
не снесли ломящиеся наперегонки в столовую,
как стадо обезумевших гамадрилов, ученики. Впереди инглиш,
а у меня так и не появилось ни одной
убедительной идеи, как мимикрировать под уровень знания
восьмого класса.
Хоть и говорят, что перед смертью не надышишься,
но я решил использовать спокойную обстановку в пустом
классе для последнего прогона текстов. Первые пятнадцать минут
именно этим и занимался, пока за моей спиной
не заняла свое место Тома.
Я замер, уткнувшись ничего не видящим взглядом
в страницу, потом собрался с духом и обернулся. Тома
повторяла темы, наклонив голову, и солнце бликовало яркой
медью в ее чуть завивающихся каштановых волосах. Почувствовав
взгляд, она оторвалась от тетрадки и вопросительно
посмотрела на меня.
Да, они все такие же двухцветные. В прошлый раз
мы оказались глаза в глаза слишком поздно, за неделю
до выпускного бала, и все последующие годы сожаление
о несбывшемся порой накрывало меня, как волна,
с головой, отправляя в черную депрессию.
Я улыбнулся:
– У тебя глаза разного оттенка, один ярко-зеленый,
второй – зеленовато-серый. Знаешь?
– Только сейчас заметил?
– Угу, дурак был.
– Самокритика – это хорошо, у нас это
приветствуется.
– Правду говорить легко и приятно, –
с достоинством ответил я.
Тома чуть прищурилась и впервые посмотрела на меня
с интересом:
– Читал?
– Многократно.
– «Посев?» – лукавая улыбка с ямочками.
Ну да, ямочки на щечках – это мое слабое
место, знаю и ничего поделать с собой не могу.
Да и не хочу.
– Приличная советская девушка не должна знать таких
ругательств.
Тома закусила губу, пытаясь сдержаться, но не вышло,
и она засмеялась во весь голос, откинув голову назад.
– Да, надо запомнить, дома повеселю. – Легким
движением она отбросила свалившуюся на левый глаз челку.
Я с какой-то щемящей грустью рассматривал милую линию
ее шеи и подбородка, слегка розовое на просвет левое
ушко. Помнится, у нее хрящики там мягкие, как тряпочки,
и при сильном ветре ушки забавно трепещут в потоках
воздуха.