Я видел только отца и его пылающий меч. Я пытался предугадать
каждое движение отца. Предугадать и отреагировать. Иногда
получалось.
Пот уже застилал мне лицо, когда налетел внезапный порыв
ветра.
Время замедлилось, и я увидел, как кружась мне под ноги ложится
дубовый листок.
Самурай тоже увидел листок. А увидев, молча вскочил на Джинома,
ударил тяжёлыми стременами в бока и ускакал. Мне только и осталось,
что недоумённо смотреть ему вслед.
Естественно, я чуть не пропустил удар отца. На рефлексе
отпрыгнул.
– Отвлекаешься! – рявкнул отец и я снова сжал деревянный
меч.
Но сосредоточиться на бое больше не получалось. Нападение,
внезапный отъезд самурая – есть ли между этими событиями связь, не
знаю. Но как-то всё было странно.
– Что случилось? – спросил отец. – Ты изменился.
– Устал, – ответил я.
Но отец мне не поверил.
– Может и устал, – сказал он. – Но я чувствую: что-то
произошло.
Я промолчал. Лишь покрепче сжал свой деревянный меч и решительно
встал в стойку.
– Всё правильно, враг не даст тебе передышки, – принял мой вызов
отец и замахнулся.
Я отбивал удары с отчаянной решимостью. Как человек, которому
нечего терять.
А терять мне действительно было нечего. Только что рядом
находились Акаи Акума и Джинома. Они уже несколько раз спасали
меня, но теперь ускакали. Оба. А больше в этом мире мне не на кого
опереться. Так получилось, что с ними я сроднился, им я был открыт.
Им, и больше никому.
Меч становился всё тяжелее и тяжелее, но я всё равно каждый раз
поднимал его и вставал в стойку. Мышцы не слушались, но я усилием
воли заставлял тело двигаться.
Наконец, отец отвёл свой меч в сторону и погасил пламя. Усталым
сознанием я отметил, что дерево даже не обуглилось, хотя на моём
теле было немало ожогов.
Отец сделал ритуальный поклон, который означал конец тренировке,
и сказал:
– Иди в онсэн. Вода в источнике поможет твоему телу восстановить
силы.
Я тоже поклонился, поблагодарил за тренировку и потопал в уже
знакомый мне домик. Потопал на автомате. На размышления и решения у
меня не было сил.
Про вражеский сирюкен я вспомнил, когда уже подходил к крыльцу.
Оглянулся. Отец стоял и задумчиво смотрел мне вслед. Поэтому
возвращаться за сирюкеном я не стал, решил: потом заберу. Если
вернусь сейчас, у отца будут вопросы. А мне нечего сказать ему.