Коротко поклонившись супруге Финвэ, Нерданель, не обращая
внимания на возмущённо зашипевших дам, отстранилась от королевы и
пересела на другой край круга, ловя на себе одобрительный взгляд
смотревшего за всем этим представлением Лаурэфиндэ, осанвэ от
которого пришло мгновение спустя.
— Отлично сказано, моя принцесса. Молодец.
— Ну спасибо, мой рыцарь, — чуть весело ответила
девушка, постепенно успокаиваясь.
Что это было? Что?
Нерданель никогда не была дурой. Она давно уже замечала
наметившееся противостояние между Феанаро и Ингвэ. Точно канат
перетягивали, каждый в свою сторону. Песни, состязания на арене,
стройка. Ощущение ярого соперничества за разумы Нолдор. Словно
каждый из них пытался заинтересовать народ собственными идеями.
Одним словом, противостояние двух лидеров.
Однако оговорка Индис позволяла понять, что всё это выходило
далеко за пределы их соперничества. И уж точно это не было
мимолётным уколом, как это представлялось тогда, во время создания
памятной статуи. Нет, в доме Финвэ кипела ненависть. Не открытая,
не напоказ, тщательно скрываемая от посторонних глаз, даже от
других членов семьи, но кипела. Разворачивалась уже личная
борьба. Можно сказать, поле битвы, в которой дети некоторыми
считались оружием. Возможно, эта борьба была частью
противостояния Нолдор и Ваниар. А быть может, породила её.
Ясно было одно. В словах Индис, в этой крохотной оговорке
мелькала искренняя, затаённая ненависть к Феанаро, о которой тот
наверняка знал, от которой он оберегал и закрывал её саму, пока она
носила Майтимо.
Нер обняла себя руками. Что она сама наделала? Лучше было бы
промолчать, не вызывать на себя внимание и гнев королевы.
Но промолчать и позволить ей и дальше оскорблять имя её
мужа?
Если её муж сейчас демонстрирует свою лояльность дому Финвэ —
правильно ли было говорить так резко?
Если её муж всеми силами демонстрирует свою независимость и
независимость своего дома — стоило ли молчать?
Ответ медноволосой мог дать только один эльда.
— Ата! — раздался детский голосок, и Нерданель подняла голову.
На знакомом вороном жеребце, у ног которого терся уже подросший
рамалоки — высокий всадник, и маленький пассажир перед
ним. Тянет ручки к только что вернувшемуся, судя по всему, королю.
Нашёлся!
— Ноло! — Индис сорвалась с места навстречу приехавшим, готовая
тут же заключить сына в объятия. Мальчик позволил заключить себя в
кольцо рук. — Сынок… что случилось? Ты поранился?