То, что из меня не получится ни
гадалка, ни вещунья, Галя поняла на третьем уроке.
– Поговори с Изольдой Дмитриевной, –
попросила она Верховную. – Вдруг захочет подготовить ещё одну
боевую ведьму.
Изольда Дмитриевна – легенда боевых.
Гоняла на мотоцикле, носила «кожу» в заклёпках-черепках и со
стороны походила на байкершу на пенсии. Совершенно седая, в красной
бандане, с сетью шрамов на загорелом лице, она посмотрела на меня и
скривилась:
– Дохлая и мелкая.
Сама же знаменитая ведьма была ростом
метр пятьдесят, и то, что я в тринадцать лет ниже её всего-то на
два сантиметра, в расчёт не принималось. А я так хотела учиться,
что поборола природную робость и заявила:
– Вот вырасту и как вас уделаю!..
– Ульяна! – привычно прикрикнула тётя
Фиса.
А Изольда Дмитриевна усмехнулась:
– Что, поспорим?
– Поспорим! – ответила я смело.
И десять лет она гоняла меня как
сидорову козу. А сама в это время медленно умирала от проклятья.
Прабабка не простила, что ведьма променяла наследное знахарство и
служение роду на работу в Круге. И в последний год она не вставала
с постели, не забывая, правда, муштровать меня.
– Удушающую сферу сделала? А ну-ка,
покажи! Плохо, Ульяна, отвратительно! – сипела гневно. – Иди и
тренируйся! Через час покажешь!
И я уходила, понимая, что Изольда
Дмитриевна не хочет казаться слабой и немощной, не выносит жалости.
И однажды, вернувшись, нашла вместо полуживой, но бодрой наставницы
высохшую мумию.
– Такая яркая, живая... – плакала на
похоронах Галя.
А я ходила замороженной, ещё не
понимая, как опустел без легендарной ведьмы мой мир. И сразу после
похорон собрала рюкзак и уехала, куда глаза глядят. Изольда
Дмитриевна завещала мне гору полезных амулетов и тонны записей с
наставлением продолжать учебу. И обязательно уделать её – по числу
побежденной нечисти, подвигам и геройствам. В поезде я проревелась,
но вернуться в Круг не решилась. Пока не пришло время. Оно всегда
приходит... в своё время.
Я вытерла слёзы воспоминаний и
оценила расставленные на автомате ловушки. С противоположного конца
аллеи донёсся вопль боли. Вроде, не наблюдательский. Мелочь-то
шустрее, горячее, рвётся в бой и жаждет обставить старших. А
старшие шли неспешно, точно прогуливались. Давя сухую листву и не
глядя по сторонам, спокойно и несуетливо. Я отступила к обочине,
сливаясь с воздухом, растворяясь в прозрачной темноте. И в груди
трепыхнулся пойманной бабочкой азарт, поднимая волны эйфории и
унося страх. И как наяву услышался суровый голос Изольды
Дмитриевны: