Тут он захрапел, чем немало удивил Лизу, которая полагала, что
Гиацинто удалится в спальню.
– Вот зараза! – обескураженно сказала Ванесса. – Нет, я
понимала, конечно, что брачная ночь будет скучной, но не думала,
что до такой степени… Эх, с Рокко Новый год справлять куда веселее!
Что ж он на меня надулся-то, дурак этакий…
Ванесса пригорюнилась, подперев подбородок кулаком. Блуждающий
взгляд ее скользнул по картинам, задержался на камине и остановился
на Лизе. Хмыкнула, встала, подволокла к камину еще одно кресло –
простое, легкое – и села.
– Ну что? – прищурилась она. – Возлюбленная Дио, значит?
– Еще не совсем, – вежливо наклонила голову Лиза. – Но надеюсь,
что скоро мое намерение осуществится.
От разговора с Ванессой ее бросило в жар. Если уж Рокко, у
которого вся душа нараспашку, она опасалась и стеснялась всю
сознательную жизнь, то его названная сестра пугала Лизу просто до
бесчувствия. Что у Ванессы на уме – этого, наверное, даже она сама
не всегда могла объяснить. Загадочная, хитрая, коварная – вот
какая. А вообще-то, подумала вдруг Лиза, они с Гиацинто, кажется,
великолепная пара.
– И не пожалеешь? – Ванесса потянулась, заурчав как кошка, и
поджала ноги, свернулась в кресле клубком, не отрывая от Лизы
пытливого взгляда. – Тишина, скукота, бессребреничество…
Тут Лиза неожиданно осмелела:
– А у тебя разве не то же самое?
Ванесса захлопала на нее удивленными глазами:
– В смысле? Я ж не монашка!
– Ну… Выйти за сына жреца – не то же самое, что стать монахиней?
Жить в бедности и благодарить Дио за кусок хлеба?..
Ванесса фыркнула, закатила глаза. Потом опять прищурилась:
– Ты точно монашкой станешь? Не раздумаешь?
Лиза покачала головой:
– Нет. Как тут раздумать? Мне восемнадцать. Откажусь – на руке
тут же черная метка появится. Один мне путь остался, по нему и иду
с великою радостью.
Ванесса покивала с хитрой мордочкой:
– Значит, с мирянами тебе якшаться нельзя?
– Очень нежелательно общаться с мирянами, – поправила ее Лиза и
отвернулась к огню, изображая обиду.
На деле же обидой и не пахло. С удивлением Лиза ощущала в
глубине души нечто такое, чего там отродясь не было, да и быть не
могло. Гнев. Она пыталась подавить его молитвой, просила Дио о
помощи, но тщетно: ярость распалялась с каждым вдохом, как будто
внутри горел костер. А виной тому была ложь.