Кашлянул из своего угла Норберт:
– Экая печаль! А что ж там, в Вирте вашей, без замужества –
никак?
– Никак, – отозвалась Энрика. – Законы Дио…
– Дикарье, – вздохнул Норберт. – Эх… За Ластер! Свободный город!
Самый лучший город в мире!
Он взмахнул кружкой и снова к ней приник.
– А скажи, – попросила Ева каким-то очень уж тихим голосом, –
знаешь ты там такого – Нильса Альтермана?
Ложка выпала из дрогнувшей руки. Дыхание перехватило. Даже боль
внезапно будто пропала, остался только страх.
– Знаю, – прошептала Энрика. – А что?
– Ну… А как он там? Жив? Здоров?
– Жив, – пробормотала Энрика. – Здоров – о, да. Он – наш
карабинер, самый главный. И еще – палач. И когда я вернусь – он мне
голову отрубит. Мне очень-очень надо выйти замуж! Помогите?
Ульрих и Ева отстранились от Энрики и молча смотрели в глаза
друг другу. Норберт снова что-то каркнул и сказал:
– Я женюсь только по любви. Эт – принцип. Без принципов нынче не
проживешь.
Любовь! Энрика поморщилась, услышав ненавистное слово. Вот до
любви ли сейчас, когда жизнь на волоске висит? Нет. Даже и не до
музыки, честно говоря. От последней мысли Энрике стало не по себе.
И, будто сам Дио направил взгляд, она увидела висящую на стене, в
окружении картинок и бумажек, скрипку.
– Ничего у тебя тут не получится, деточка, – вздохнула Ева. –
Замуж выйти – не чулки купить. Мужчины на работящих женятся, да еще
присматриваются долго. Оно, поразвлечься-то, – мест хватает, а
семейная жизнь – не шутка.
– Но мне же просто!.. – начала Энрика, но Ева успокоила ее
взмахом руки:
– Я-то все понимаю. А мужчине каково? Женится он, чтоб тебя от
смерти спасти, а сам что получит? Любить ты его – не любишь, что с
тебя в хозяйстве выйдет – поди знай. А кольцо-то просто так не
снимешь, не выбросишь. Вот тебе и «замуж».
Энрика заставила себя отвести взгляд от скрипки. Посмотрела в
лицо Еве, потом – Ульриху. Добрые, сочувствующие.
– Так что же – все? – спросила еле слышным шепотом. – Не надо
было и согреваться. На морозе, говорят, умирать – тепло и приятно
под конец становится.
– Я тебе сразу советовал, – пискнул из кармана шарик.
На карман покосились, но ничего не сказали. Какая-то мысль
мучила немолодую чету. Вот они отошли вглубь зала, о чем-то
заговорили. Отдельные фразы долетали до Энрики. Она вывернула шею,
вгляделась, щурясь, в жестикулирующие фигуры возле барной
стойки.