– Это хорошо, хорошо, – пробормотал Нильс, похлопав Теодора по
руке. – Ты – молодец, братишка.
Теодор убрал руку под стол, посмотрел куда-то в пустоту.
– Уходи, – потребовал он. – Я не хочу, чтобы ты был.
– Тео, – пролепетала мать, склонившись над ним. – Ты ведешь себя
невежливо.
– Он плохой! – повысил голос Теодор. – Из-за него меня снова
будут бить по голове злые доски и бревна!
– Не будут, я тебе обещаю, – шептала Ева. – Пойдем в твою
комнату, а? Ты, верно, устал. Идем!
Теодор вырвался, встал и гордо дернул плечами:
– Я сам пойду!
Но Ева все же взяла его под руку и повела к лестнице, ведущей на
второй, жилой этаж. Ульрих опустился на стул рядом с сыном.
– Выпьешь? – спросил он.
– Нет, – мотнул головой Нильс. – Я на службе. Как вы тут?
Ульрих усмехнулся и обвел жестом помещение:
– Как видишь. Поначалу туго пришлось, народ ополчился, не ходил
почти никто. Потом – ничего, оттаяли. Выходим постепенно на прежние
доходы.
– Извини, – тихо сказал Нильс. – Я такого не хотел…
– Ясен пес, что не хотел. Хотел бы – я б тебя лично прибил, без
всякого суда. Ладно, чего там! Сам-то как? Какими судьбами в наших
краях?
Прошуршали легкие шаги, и Ева вернулась. Села за столик,
переводя обеспокоенный взгляд с одного лица на другое.
– А то вы не знаете, какими судьбами, – сказал Нильс. – Чего ж
тогда так переполошились, да притихли, когда я пришел? Чего ж не
удивились? Ну, что она про меня наплела?
Ответила Ева. Смело взглянув сыну в глаза, она сказала:
– Что ты убить ее хочешь. Ну? Солгала?
– Еще как, – кивнул Нильс. – Не хочу я ее убивать. А придется.
Она преступила закон и должна понести кару.
– Ты тоже преступил закон, – заметил Ульрих. – И куда как
серьезнее. Однако тебя никто не убил, заметь.
Нильс потупил взгляд:
– Не я решаю…
– Хочешь сказать, что мой сын превратился в безмозглую шавку,
которой достаточно сказать «фас»?
Нильс усилием воли закрыл все двери и окна в своей душе.
Поставил глухую броню:
– Где она?
Ева покачала головой:
– Нильс, женщины никогда тебя до добра не доводили. Отступись ты
от нее…
– Где она, мама?
– Хрен тебе, понял? – прорычал отец. – Вон из моего дома, пока я
не позвал стражу!
– Ты не понимаешь, отец…
– Я все понимаю. Было у меня два сына, один стал дураком, а
другой – умер. Вот и кончено.
Нильс поднялся из-за стола, холодно посмотрел на Ульриха: