Подпоясан крепким воинским поясом, на котором висят ножны с
клинком, больше напоминающим палаши иноземцев, но несколько
покороче и со слегка изогнутым лезвием, как у сабли. С другого бока
– боевой нож, очень похожий на тот, что был у воеводы, в поясных
кобурах – два пистоля, по виду необычные. Конечно, сколь много
мастеров оружейников, столь многообразно и оружие, потому как
каждый хочет выделиться, но эти были точно необычными. Вошедший
вообще отличался многим, и все его оружие было от лучших иноземных
оружейников. Дорогое оружие, очень дорогое, но он готов был
выложить за него любые средства, а деньги добывать он умел.
– Проходи, Добролюб.
При этих словах воеводы Боян невольно ухмыльнулся, а и было чему:
имя это означало «добрый и любящий», чему никак не соответствовал
образ вошедшего. Имя свирепого зверя ему подошло бы куда лучше,
впрочем, оно у него было, но он не любил, когда его произносили
вслух. То имя, или, если хотите, прозвище, дали ему враги, а их у
него хватало.
– Я так понимаю, некогда разговоры разговаривать да рассиживаться.
Говори, чего звал.
Кто нибудь другой уже давно пожалел бы о таком поведении, вот
только не этот мужчина. Дело не в том, что он был уверен, что ему
ничего не будет, нет, скорее ему было наплевать на все в этом мире
и чувствовал он себя здесь только гостем, ждущим, когда его
призовут. Одним словом, немила была ему жизнь.
– Вот сидим и думу думаем, как нам те полки остановить, да ничего
на ум не идет, – не стал чиниться воевода. Человека этого он знал
не первый день, а потому и цену ему составил уже давно.
– А чего их останавливать, пусть подходят да в осаду садятся. Чтобы
им Обережную взять, нужно целую армию подвести, а ведь и против
великого князя войско нужно. К тому же Забаву в осаду взяли, там не
менее двух полков, чай, силы то у гульдов не бездонные.
– Нельзя допустить, чтобы проход по тракту прерывался.
– Да а а, князь у нас нынче рачительный, не то что батюшка его. Тот
все норовил всех окрест за грудки потаскать, а этот о мошне в
первую руку печется.
– Ты как смеешь, о великом князе… Холоп…
– Ты, боярич, полегче, холопить свою челядь да кабальных будешь, а
я в холопах отродясь не хаживал, – метнув свирепый взгляд на Бояна,
оборвал Добролюб. – И не сверли меня взором, на мне уж места не
осталось, весь в дырках от таких гляделок.