— Нет, Витя, я чувствую себя хорошо, — ответил он, когда я
спросил, как он себя чувствует. — Одна только мысль, что я выезжаю
в поход, да еще какой поход, согревает меня и придает мне сил!
К вечеру мы добрались до Подберезья, не останавливаясь за весь
день на обед, лишь меняя лошадей на почтовых станциях. Суворов ехал
инкогнито, приготовив для станционных служителей, помимо
подорожной, грозное письмо от генерал-губернатора Петербурга, якобы
он чиновник, едущий в Москву по монаршьему повелению. При виде
казенной бумаги ямщики вытягивались в струнку и выделяли самых
лучших лошадей.
Я же так и продолжал ехать на Смирном. Конь с каждым часом
нравился мне все больше и больше. Долгая дорога нисколько его не
утомила, наоборот, он казался свежим и полным сил. Кивая мне
головой, Смирный выпрашивал кусочки сахара, которыми я старался его
приручить и тихонько ржал, когда я гладил его по морде. Я радовался
и думал, что между нами, наконец, возникло полное
взаимопонимание.
Впрочем, как оказалось, это злобное животное на самом деле
выжидало удобный момент, чтобы все-таки одержать надо мной верх.
Когда мы остановились, чтобы спросить насчет ночлега у первой же
попавшейся избе, Смирный увидел, что я потерял бдительность и
отпустил поводья. Тогда конь взбрыкнул особенно сильно и
благополучно выкинул меня из седла.
Проклиная всех коней на свете, я подлетел вверх, потом шлепнулся
о землю и сильно стукнулся руками, бедрами и спиной. Дед, вышедший
из жилища и его внуки весело рассмеялись.
— Ну что, Аника-воин, покатался на коняшке? — улыбнулся
Суворов.
Мы договорились со стариком о постое и переночевали у него. Я
поужинал и уснул, как убитый. Ночью сквозь сон мне слышался
отдаленный шум толпы и грубые голоса в избе.
Мне показалось, что это Суворов с кем-то ругается. Разлепив
сонные веки, я увидел, что в избу набилось человек пять казаков и
по очереди обнимаются с полководцем. У них были такие звучные и
громкие голоса, что мне почудилось, будто происходит ссора. Поняв,
что это прибыли командиры казачьего войска, я улегся спать
дальше.
Выйдя рано утром на улицу, я не узнал поселения. Всюду вокруг
ходили солдаты и ездили казачьи отряды. Они поселились во всех
домах и еще раскинули палатки в поле за городом.
Я наскоро умылся в колодце и вернулся в избу. Суворов уже давно
поднялся и разговаривал с командирами, только теперь уже не
казаков, а пехоты. На весь стол разложили карты, схемы и списки
войск.