Потом
долго и до состояния полного опустошения смотреть, как машина уезжает, как
превращается в точку. Никто из женщин не уходит. Они все смотрят вслед. Они все
провожают глазами. Они стоят тут, чтобы втягивать последние капли запаха,
последние флюиды присутствия. Потом начинают расходиться по одной.
Я
остаюсь там самая последняя, с неба срывается дождь. И мне он кажется теплым,
потому что все мое тело оледенело. Мне даже кажется, что мое сердце больше не
бьется.
–
Можно узнать у вот этого человека, куда именно их повезли.
Женский
голос заставил поднять голову и посмотреть на невысокий силуэт, укутанный в
темно-коричневое пальто.
– Ему
можно дать пару сотен баксов, и скажет, куда повезли.
Кивнула
на конвоира.
– Я
знаю куда…
–
Счастливая. А я нет….и денег у меня нет, чтоб этот боров мне сказал.
Закурила,
пальцы дрожат. Старше меня лет на пять. Лицо уставшее и, наверное, такое же
осунувшееся, как и у меня, с синяками под глазами и сухими губами. Рука тянется
к сумочке, достаю пару сотен, даю ей.
– На
вот, узнай…
– Спасибо!
– громко, отчетливо, но без нытья, с какой-то отрешенностью. Взяла деньги и к
конвоиру. В глазах бездна надежды. Бежит, что-то кричит, просит. И я вижу, как
тот берет деньги. Значит, скажет….Только что это изменит.
Теперь…теперь
только на вокзал, как и обещала Гройсману. Наверное, мой мозг уже не понимает,
что именно я делаю. Все на автомате. Вызов такси, молчаливое прощание с этим
ужасным местом и взгляд в исцарапанное косыми штрихами дождя окно.
Машина
едет по улицам этого чужого и такого враждебного города. Города, из которого я
теперь так же изгнана, как и ОН. Города, в котором я узнала ЕГО, города в
котором я…все же была счастлива своим особенным горьким счастьем.
Ожидание
поезда почти такое же больное и горькое, как и там…возле того жуткого коридора
в прощание и мрак. Уезжать так же больно, как и оставаться. И только мысли о
сыне дают силы.
Я не
плачу…но мне кажется, что внутри все орет навзрыд. Проводники открывают двери,
люди начинают подниматься в вагоны. И я уже готова сесть…как начинает
вибрировать мой телефон.
Замерзшими
пальцами отвечаю, и тут же обрывается сердце. Голос Гройсмана хриплый,
булькающий.
–
Яблоневая десять…забери…детей, дочка…позаботься…нельзя им теперь…. Забери…я
умираю…я умираю…Абросимов Николай…запомни…Абросимов….Он теперь…Абросимов.
Город…Н…Абросимов…