И
серый мир замер…потому что я вижу ЕГО. Двигаюсь вдоль этого жуткого коридора,
чтобы не упустить его шаги, не упустить это постаревшее лицо, осунувшееся,
такое родное и в то же время чужое, покрытое густой бородой. Он меня не видит.
Он смотрит вперед своими пронзительно синими глазами. Он величественен, прям,
натянут как струна, он даже здесь и сейчас гордый, властный и несломленный. И
только сейчас я осознаю, с каким именно человеком меня свела судьба.
Какого
сильного и несокрушимого мужчину я люблю. Вот оно мое солнце…вот оно спустилось
на землю. Сожгло меня в пепел.
Пошла
быстрее, вместе с толпой, быстрее, захлёбываясь, всматриваясь, пожирая каждый
шаг, каждое движение, каждый жест. Я хочу увидеть его лицо. Я хочу посмотреть
ему в глаза последний раз. И громкий крик вырывается из груди:
–
Айсбееерг! – потому что по-другому нельзя, потому что имен и прошлого больше
нет.
Медленно
оборачивается и застывает на доли секунд. Глаза вспыхнули, загорелись,
прищурились. Его пытаются гнать. Толкают, орут, пинают.
–
Пшел! Давай!
Но он
не обращает внимание. Он смотрит мне в глаза. Через клетку, через паутину нашей
с ним любви-ненависти, которая сожрала все мое сердце до ошметков. И я стою и
чувствую, как обрывки этого сердца разрываются на еще более потрепанные и
кровавые обрывки. Мои глаза и его глаза. Взгляд, утопающий во взгляде,
сливающийся в единый поток воспоминаний. От секунды моего «Купите меня…» до
последнего «Как же я тебя ненавижу». Метнуться вперед, жадно всхлипывая,
хватаясь за решетку скрюченными пальцами.
Ударили
прикладом по спине, не идет. Продолжает смотреть. Упрямо, по-волчьи, въедливо,
и по моим щекам катятся слезы.
–
Айсберг… – одними губами, – я люблю тебя.
Сильное,
такое всегда холодное лицо кривится, его буквально искажает гримаса боли. Резко
отворачивается и идет в машину. Только тогда, когда он решил. Не они с криками,
собаками и приказами, а только по его решению. Потому что он Айсберг. Потому
что им никогда не поставить его на колени.
–
Нет…нет..нет.
Наша
толпа бежит вслед за машиной со стоном, с плачем. И я часть этой всеобщей боли.
От нее горит все тело, я буквально разорвана этой разлукой, я ею раздавлена, и
мне хочется только упасть на асфальт и орать, просто отчаянно орать от
бессилия.