— Что? —
выдохнула она.
Снова — со
злостью.
Он подавил
порыв устало закатить глаза и просто протянул ей руку, вставая и
чуть подаваясь вперед:
— Зови
меня Кондор, — сказал он.
Девушка
улыбнулась, лукаво сощурившись. Кажется, нашла его прозвище
забавным, и это было сильнее, чем ее раздражение. Хотя бы на
миг.
— Алиса, —
не моргнув глазом соврала она, пожимая его пальцы.
Рука у нее
была горячей и чуть дрожала.
Кондор
приподнял одну бровь и усмехнулся. Алиса, значит. Имя было не ее,
оно ей… не подходило, как сшитое на другую девушку платье, слишком
красивое и открытое, шире там, где нужно, с линией талии не на том
месте. Окажись они оба случайными гостями в чьем-то доме или кем-то
вроде того, знакомыми на пару часов, пожалуй, Кондор бы принял это
имя — да хотя бы как попытку закрыться от чужака. Но ситуация, увы,
была другой, и ему очень, очень нужно было знать, как зовут девушку
на самом деле.
Потом она,
если захочет, может назваться кем угодно и как угодно
Кондор
перевернул ее ладонь, сделав вид, что рассматривает линии, пытаясь
найти там что-то интересное, и осуждающе покачал
головой.
— Врать
нехорошо, Алиса, — сказал он с лукавой улыбкой.
— Да
ладно? — не-Алиса выдернула из его пальцев свою ладонь и снова
сердито свела брови.
— Твое
право. — Кондор пожал плечами и сел. Пусть будет Алиса. Пока. — Я
не твоя матушка. Захочешь – скажешь. — Он потянулся к чашке,
посмотрел на нее и, наконец, решился перейти к главному. — Как ты
заметила, милая, ты кое-чего не помнишь. К сожалению, пришлось так
сделать, чтобы ты забыла небольшой отрезок времени,
но...
— Накачал
чем-то?
Она
дернулась, как от чего-то отвратительного.
— Не знаю,
что ты имеешь в виду. — Кондор снова пожал плечами. — Но, наверное,
нет. Память вернется. Или я помогу ей вернуться. Ничего
существенного. — Он хмыкнул раздраженно, потому что вопросов было
слишком много, а времени оставалось все меньше. Тратить его на
ерунду вроде объяснения того, почему она что-то не помнит, не
хотелось. — Теперь к делу.
И
замолчал.
Алиса все
еще сидела на самом краю дивана, сцепив руки в замок и положив их
на колени. Ей было страшно — снова страшно и куда страшнее, чем в
самом начале. Потом, наверное, станет еще страшнее — когда она
узнает всю правду, которую он намеревался — из самых благородных
побуждений — сейчас от нее скрыть.