Дунай скрипнул зубами, ненавидяще
уставившись на храпящих вповалку мохнатых. От дальнего костра
донеслось приевшееся «не надоело?», в ответ рыкнули что, мол, нет.
Рука с хрустом вцепилась в роговую ручку поясного ножа. Захотелось
бежать туда, резать, кромсать, рвать на куски ненавистных уродов,
лишивших обоих родителей. Но пока не время, сидят мохнатые и не
спят, чутко слушают, ловят воздух и ветер вывернутыми ноздрями.
Ничего, ничего, он подождет. И Кремль чуть подождет, ведь Дунай
вернется в любом случае, это пластун знал точно.
Тело затекло, не шутка - пролежать
столько в каменной щели. Только пластун всегда готов к такому
повороту. Дунай чуть прижал голову вниз, подбородком достав до
груди. Воротник куртки, гладкий, затертый до блеска, оказался
совсем рядом с зубами. Прямо перед ними, притянутые нитками,
выпирали несколько горошин. Спасибо монахам из Семинарии, сделавших
из печени рукокрылов мягкую смолку, разгоняющую кровь по жилам и
мышцам. Дунай зубами, очень тихо, перетер плотные нитки, взял
горошину языком и надкусил. Во рту ненадолго вспыхнуло обжигающе
горячим и горьким, стянуло небо, заставило сердце колотиться
быстрее. Оно отбило с десяток ударов и мышцы начали наливаться
теплом, чуть сокращаясь и покалывая под кожей.
Оставалось совсем чуть-чуть,
внутренние часы пластуна стучали и гомонили о времени в полчаса с
небольшим. А ведь и точно, последнее «не надоело?» задержалось, и
сильно. Хорошо... Дунай решил дать мохнатым заснуть покрепче.
Усмехнулся, подумав о том, чтобы сказал отец. Иван, как стало ясно,
что быть Дунаю пластуном, даже расстроился. Но потом все понял и
сам, бывало, гонял сына похлеще учителей.
Отец любил честный бой, грудью на
грудь, до треска в могучих плечах, когда голова нео отлетала на
несколько метров, срубленная лихим ударом. Без хитростей и тайных
ходов, пугая врага одним своим видом и яростным боевым кличем. Да,
таким сын и запомнил его в ту последнюю отцовскую битву. Не самый
старый и глупый дружинник Кремля закрыл собой нескольких молодых
воинов, дал отойти, ринувшись на врагов. Там и остался. Потом,
после боя, Дуная взашей погнали со стены, не давая смотреть на
сторону нео. Боялись потерять пластуна, свихнувшегося от боли, горя
и гнева.
Его отец, могучий Иван, приподнятый
на несколько проржавевших столбов, смотрел невидящими глазами на
Кремль. На дом, что защищал так долго и за который был готов
сложить голову не жалеючи. Дунай не видел, как надругались над
истым и мужественным воином мохнатые, да ему и не надо было этого
видеть. Пластун все это зрил не раз, знал, чем кончится. Говорят,
что Олег, не выдержав, прицелился и выстрелил, попав с немыслимого
расстояния из пищали в голову отца. Дунай в это верил, несмотря на
глупость такой мысли. С пищали, да на двести шагов точно в голову?
Но про Олега верил, хоть и не спрашивал у него самого лично.
Пищаль… эхма. То ли дело, бесшумный «Вал». Или СВД… Дунай вздохнул,
представив, что мог бы сделать с этим оружием. Изучал его по старым
таблицам, мечтал в руках подержать. Умели же древние предки
делать…