Если бы все зависело только от меня, то я бы в этот
путь отправился один. Или ладно, вдвоем с Ксенией, раз ужу нее
схожие мотивы, но больше никто из тех, кто входил в наш отряд, не
имел ни малейшего касательства к Катастрофе. Но я точно знал, что
уехать вдвоем нам не дадут. По разным причинам, но не дадут. Хотя
бы потому, что мы действительно стали именоваться отрядом, причем
собравшимся добровольно и уже доказавшим неоднократно свое право
так называться. А хорошие отряды не разбегаются.
Не высказать свое отношение к мысли о том, что едут
все, я все же не мог, поэтому пару дней назад, после ужина в
столовой, как у нас все совещания и проходят, я попросил всех
задержаться. И теперь передо мной, обсев длинный стол, уставленный
сейчас кружками с чаем и чайниками, сидели мои люди.
Сидела моя девушка Татьяна, бывший тренер по дзюдо,
любительница мотоспорта, которая сейчас была в отряде одним из
штатных механиков-водителей.
Сидел за столом мой друг Леха, в свое время, как и я,
отслуживший в Чечне, который у нас был за снайпера и главного
оружейника, а рядом с ним – его девушка Вика, она у нас теперь за
старшину и просто стрелка.
Сидел бывший офицер внутренних войск Сергеич,
которого нам довелось спасти, и он прибился к нашему отряду, не
претендуя на главные роли и старательно обучая всему нужному личный
состав.
Сидела рыжая и красивая Маша, мать двоих детей,
кстати, которую мы спасли вместе с Сергеичем, и она тоже осталась с
нами и обнаружила удивительный талант снайпера, чего никто не
ожидал от бывшей банковской служащей. Ее дети, сын Сашка и дочь
Лика, тоже были поблизости, носились по огромному залу столовой
вместе с другими детьми.
Сидел Мишка Шмелев, он же Шмель, тоже давний мой
друг, еще с войны, служивший в моем же полку механом на «копейке»,
ну и здесь не изменивший своей специальности. Рядом с ним
расположился его отец, Степаныч, который мало того что был у нас за
главного механика, так уже между делом узурпировал должность
такового во всем центре «Пламя», занимаясь, правда, только
автомобильной техникой.
С ними были Валентина Ивановна – шмелевская мать,
крепкая тетка к пятидесяти, и Катя, сестра, круглолицая и
белобрысая девчонка четырнадцати лет, конопатая, как перепелиное
яйцо. Валентина Ивановна работала медсестрой в местном госпитале –
на удивление неплохом, а Катя пристроилась в школе, открывшейся на
днях, помощницей учительницы младших классов. К детям тут
относились всерьез, хотя бы потому, что немало сирот успели спасти,
да и на фоне погибшего мира только дети оставались символом надежды
на его возрождение. Не будь их – и хоть сам в гроб
ложись.