– О, маркиз, – сказал Калиостро, который начинал волноваться под влиянием иронии, – вы напрасно стали бы завидовать этим господам, так как, клянусь честью дворянина, вам предстоит нечто лучшее…
– Лучшее! – воскликнул со смехом де Фавра. – Берегитесь, вы берете на себя слишком много: лучше моря, выстрела и яда! Это трудно.
– Еще остается веревка, маркиз, – любезно заметил Калиостро.
– Веревка! О, что вы такое говорите!
– Я говорю, что вы будете повешены, – отвечал Калиостро в припадке какого-то пророческого экстаза, с которым он не мог более совладать.
– Повешен! – повторили все присутствующие. – Черт возьми!
– Вы забываете, что я дворянин, – сказал несколько охлажденный от своего пыла де Фавра. – И если вы случайно говорите о самоубийстве, то я предупреждаю вас, что надеюсь до последней минуты сохранить настолько самоуважение, чтобы не пользоваться веревкой, пока у меня будет шпага.
– Я говорю не о самоубийстве, сударь.
– Значит, о казни?
– Да.
– Вы иностранец, сударь, и в качестве такового я извиняю вас.
– За что?
– За ваше невежество. Во Франции дворянам отрубают голову.
– Вы об этом договоритесь с палачом, сударь, – отвечал Калиостро, уничтожив своего собеседника этим грубым ответом.
Все присутствующие замолчали; казалось, ими овладела некоторая нерешительность.
– Знаете, я трепещу, – сказал господин де Лоне, – мои предшественники вынули такой печальный жребий, что я не жду для себя ничего хорошего, если стану шарить в том же мешке, как и они.
– В таком случае, вы благоразумнее их и не хотите знать будущего. Вы правы: хороша ли она или дурна, будем чтить тайну создателя.
– О, господин де Лоне, – заметила госпожа Дюбарри, – я надеюсь, что вы будете не менее мужественны, чем эти господа.
– Я также надеюсь, – склоняясь перед графиней, сказал де Лоне. – Итак, сударь, – продолжал он, обращаясь к Калиостро, – прошу вас одарить и меня гороскопом.
– Это не трудно, – ответил Калиостро, – удар топором по голове, и все будет кончено.
Столовую огласил крик ужаса. Ришелье и Таверней умоляли Калиостро не продолжать далее, но женское любопытство одержало верх.
– Право, если послушать вас, граф, – сказала госпожа Дюбарри, – человечество должно покончить жизнь насильственной смертью. Нас здесь восемь человек, и из восьми уже пятеро осуждены вами!