Он помолчал.
— А потом вьюшка печи в ее спальне вдруг оказалась задвинутой
раньше времени. Если бы я не засиделся над бумагами и не решил…
навестить ее намного позже обычного, она бы не проснулась. А если
бы пришел в обычное время, не проснулись бы мы оба. Да и так
заметил неладное только потому, что ее канарейка лежала мертвая на
дне клетки. А то бы… — Хаук сотворил охраняющий знак. — Творец
уберег чудом.
Эрик поразмыслил.
— Ты упоминал имя… Сигурд.
— Он претендовал на тот замок, куда мы едем. Тот, что его
величество решил пожаловать мне. — Хаук покачал головой. — Но он бы
ударил по мне, а не по Аделе.
— Он мог решить, что замок уже получил нового владельца, и ему
не достанется. И попытаться отомстить. Просто чтобы никто больше не
вздумал перейти ему дорогу.
— Но и тогда ударил бы по мне.
— Ты боишься смерти? — поднял бровь Эрик. — После того, как
провел в сражениях полжизни?
— Твоя правда, — усмехнулся Хаук. — К тому же, если бы он
попытался убить меня и достиг цели, я бы не успел ничего понять. Да
и покойник уже не сделает никаких выводов и не будет ни о чем
сожалеть.
— Это может стать уроком другим. И все же куда поучительней
ударить по тому, кто дорог — ребенку, жене. Хотя… прости, если
снова лезу не в свое дело — разве у вас не обычный для благородных
сговор? Разве тебе не все равно?
Хаук кивнул.
— Сговор. Ее титул, мои деньги, у каждого своя выгода. — Он
усмехнулся. — Старые роды почему-то через одного считают, что
серебро будет течь в карманы само, как бы ни менялась жизнь вокруг.
— В голосе Хаука прозвучала горечь. — Дед взял свой титул мечом
полвека назад, но соседи не считали нас за равных. Звать нас на
охоту — зазорно. Зато продать… то есть выдать дочь за человека
вдвое старше только потому, что без приданого никто другой не
возьмет — почему-то не зазорно. Ей нет и двадцати. Мне сорок два. И
я не хочу ее хоронить.
— Да уж, с твоим языком ты бы точно не прижился бы при дворе, —
не удержался Эрик.
Ингрид служила в королевской гвардии до того, как попала к
чистильщикам. И, хотя не очень любила рассказывать о тех временах,
кое-что о нравах благородных Эрик все-таки знал.
Хаук расхохотался.
— Полжизни в приграничье, что ты хочешь. Там все по-другому, и
порой я чувствую себя дикарем рядом с людьми вроде Гарди и Фолки. —
Он помолчал. — Когда мне на голову свалился титулу… Детей у меня
нет, тех, о ком бы я знал. Думал, все равно в наследство дать
нечего, кроме денег, вот и не озаботился. А потом отца и двух
старших братьев вместе с семьями унесла чума. Третий брат ушел в
монастырь еще в молодости, сказал, все равно в миру рассчитывать не
на что, а в наемники он не годится. Так вот и вышло, что отцовский
титул и деньги достались мне, и пришлось срочно жениться, когда я
уже был уверен, что так и доживу век холостым. — Он посмотрел Эрику
в лицо. — Ты прав, это начиналось как сделка. Но так вышло, что
теперь она мне дорога. Ты молод, тебе не понять.