Он хотел было добавить, что благодарен за заботу, но из шатра
выглянула Ингрид, и, встретившись с ней взглядом, Эрик молча
поднялся и нырнул под полог.
Хаук сидел рядом с женой, накрыв ее руку своей. Для непривычного
человека зрелище наверняка было жутким. Адела упиралась руками в
колени, подавшись вперед. Один ее глаз заплыл, превратившись в
щель, губы раздуло на пол-лица. Дыхание казалось тяжелым,
свистящим. Кожа — там, где ее не затронул отек, стала бледной почти
до синевы, а когда Эрик коснулся запястья девушки, то едва нащупал
пульс — сердце билось слишком быстро и слишком слабо.
— Я убрала отек, но через пять минут все началось снова, —
сказала Ингрид. — И… словом, сам видишь. В тот раз было не так.
Да, тогда Эрик справился один.
— И я приказал позвать тебя, — сказал Хаук.
— Покажи, — попросил Эрик.
Ингрид собрала плетение. Убрала отек, подправила ритм сердца,
чтобы билось сильнее и медленнее. Адела, глубоко вздохнув,
распрямилась, перестав опираться на колени. Лицо начало приобретать
нормальный вид.
Эрик кивнул.
— Все правильно.
Все, как и должно быть. А через полминуты один глаз Аделы снова
стал уже второго. Пока совсем ненамного. Но это пока. И снова
ослабел пульс.
Эрик собрал плетение, удаляя лишнюю воду из тканей. И еще раз.
Наверное, в этом не было ничего удивительного — причину ведь они не
убрали, сколько-то едкого сока успело впитаться в кожу. Просто ему
ни разу не приходилось сталкиваться с настолько сильной
реакцией.
— Значит, будем плести по очереди, — сказал он. Улыбнулся Аделе.
— Все будет хорошо, госпожа. Это пройдет.
Еще бы он сам был в этом так уверен.
Эрик не знал, сколько они провозились, сменяя друг друга.
Похоже, несколько часов, потому что едва им все же удалось
справиться с отеком и восстановить дыхание, едва стало казаться,
что все хорошо, и можно пока оставить Аделу с мужем, как кисти рук
молодой женщины покрылись волдырями, будто на них брызнуло горячим
жиром. И такие же волдыри полезли на лице, причем не только на лбу,
где кожи коснулся венок, но и вокруг носа… Точно, сунулась носом в
букет прежде, чем плести венок. Но волдыри — полбеды. Голос Аделы
снова сел, а сама она начала хвататься рукой за горло, как делает
больной, когда оно саднит после простуды. Только сейчас это была не
простуда. Эрик мысленно выругался — снова накаркал, похоже, нужно
вовсе разучиться думать. И в который раз потянулся к плетениям.