Миша Попович первым сдал ответы и
отпросился в библиотеку, последовал его примеру и я. Федя Маленский
от возмущения чуть со стула не сверзился, но оспаривать разрешение
Савелия Никитича не решился. Я подмигнул Барчуку и поднялся из
подвала, а дальше заглянул в буфет, где рассчитывал отыскать
оставившего нас почти сразу после начала зачёта командира
отделения. Рассчитывал — и нашёл.
Когда подошёл к столу, за которым
расположился старшина Дыба, тот поднял взгляд и хмуро бросил:
— Ну?
Меня так и подмывало без разрешения
усесться напротив, но перегибать палку не решился, молча выложил
прихваченный с собой листок.
— И что это? — поинтересовался
старшина.
— Докладная.
Дыба хмыкнул и взял лист, начал
читать, вслух проговаривая отдельные моменты.
— Личные неприязненные отношения…
Беспричинные придирки… Нарушение устава… Создание атмосферы
нетерпимости… Дата, подпись… — Командир отделения кинул докладную
на стол и спросил: — Знаешь, что с этой филькиной грамотой можешь
сделать?
Я кивнул.
— Догадываюсь. Поэтому следующую
адресую взводному. А в той, которую после сдам в канцелярию,
добавятся попустительство и поборы под видом взносов в фонд
отделения. И вот уже её зарегистрируют и подошьют совершенно точно.
Как и остальные. Когда рано или поздно дойдёт до рукоприкладства и
кто-нибудь пострадает, картина у проверяющих сложится вполне
однозначная.
Старшина выслушал меня молча и не
перебил, потом недобро улыбнулся.
— И чего ты этим хочешь добиться?
Привилегированного положения? Желаешь получить индульгенцию на
нарушение устава?
— Добиться я хочу одного: возможности
спокойно сдать зачёты. Чтобы никто не портил нервы беспричинными
придирками. А в случае нарушения устава готов понести полагающееся
наказание. Но только в случае нарушения, а не по прихоти
Маленского. Наряды и прочие взыскания должны идти только через вас.
Со своей стороны, я приложу все усилия для смягчения острых
углов.
— Я поговорю с ним, — пообещал Дыба
после долгой паузы.
— И отмените наряд за неподобающий
внешний вид. Подворотничок был чист и подшит с вечера.
Взгляд старшины потяжелел.
— Ты сейчас серьёзно, курсант?
— Я — да. А вот Маленский так сразу
может и не понять.
— Свободен.
Я не стал интересоваться принятым
командиром отделения решением, отошёл к буфету, взял стакан чая и
два бутерброда, расположился за столом в дальнем конце помещения.
Чертовски не хотелось затевать всю эту канитель, но и терпеть
придирки я больше не собирался. В корпусе всё регламентировано от и
до, такие вот докладные без внимания не оставят, особенно если
впоследствии приключится какой-нибудь более-менее серьёзный
инцидент. Тем более что в отделении Дыбы одно смертоубийство уже
случилось, запросто оргвыводы последовать могут. Удивлюсь, если не
последуют.