- Наши, бобрищевские мужики не такие.
- заспорил поручик. - Они дядю-покойника любили, да и батюшка мой
был к ним добр. Барщину похерил, всю деревню перевёл на лёгкий
оброк и много ещё нововведений полезных задумал, прежде, чем
француз заявился.
- Все они такие, поручик. - Делянов
невесело улыбнулся. – Вы молоды, не чужды некоторого идеализма - а
я, поверьте, разного в жизни насмотрелся. Ну да ладно, ступайте,
только Христом-Богом вас молю – осторожнее! Не хватало ещё
нарваться как-нибудь глупо…
В три часа пополудни маленький отряд
поручика Ростовцева покинул расположение части и на рысях двинулся
по Смоленской дороге к западу. Миновали арьергардные заслоны,
помахали рукам донцам из казачьего полка Иловайского, и через две
версты свернули на просёлок, ведущий на юг, к большому селу
Вырубову, известному по всей Смоленщине торговлей юфтью. Оттуда,
тоже просёлками, поехали на запад, в сторону Бобрищ.
В «вылазку» отправились впятером. Сам
Ростовцев, корнет Веденякин, шестнадцатилетний безусый юноша,
только неделю, как прибывший к эскадрону, и прапорщик барон
Вревский. Урождённый австриец, чей титул был подтвержден в пределах
Российской Империи указом Государя от 1808-го года, отбился от
своего полка при отступлении от Смоленска, пристал к сумцам и, не
желая сидеть без дела, напросился с поручиком, к полуэскадрону
которого был временно приписан. Кроме них, в маленький отряд
входили денщик Веденякина и ординарец самого Ростовцева; последний,
сорокалетний седоватый вахмистр с висячими на венгерский манер
усами, которого Ростовцев уважительно именовал Прокопычем, вёл в
поводу косматую, как дворовый пёс, калмыцкую лошадку, навьюченную
всяким необходимым припасом.
Вооружились основательно: у каждого
пара пистолетов в ольстрах и сабли. Вревский прицепил на панталер
драгунское ружьё; у самого же Ростовцева вместо положенного по
штату карабина - их ещё в начале кампании было велено сдать для
спешно создаваемого ополчения - имелся трофейный французский
тромблон с бронзовым, заканчивающимся раструбом стволом для
стрельбы крупной дробью.
По совету полковника все пятеро
переоделись в нестроевое, надеваемое обыкновенно на биваках платье
- рабочие, перешитые из ношеных доломанов, куртки, полотняные
штаны, белые, похожие на картузы, фуражные шапки да лёгкие
плащи-пыльники из парусины. От обычного гусарского великолепия на
виду оставили только вальтрапы с вышитым императорским вензелем. У
офицеров душа не лежала прятать мундиры в саквы, но, здраво
рассудив, они признали правоту эскадронного командира. На
просёлках, вдали от Смоленского тракта имелся немалый шанс
нарваться на мужичков, подкарауливающий неприятельских фуражиров –
а те не станут разбирать, французские мундиры на объектах их
интереса, или наоборот, русские. Увидят расшитые шнурами ментики и
кивера с репейками и этишкетами – и за вилы. Доказывай потом, что
ты свой…