Когда я вошла, меня окружили девочки, одна из них ревниво положила мне руку на плечо и заглядывала в лицо, а я их не знала. Падма отвела, вероятно, мою лучшую подругу в сторону и пошептала ей на ухо. Девочка прижала руку ко рту и закивала головой. Затем она покровительственно взяла меня за руку и посадила за парту рядом с собой».
Раиса Ивановна запыхалась, ее лицо окрасилось чахлым румянцем, во рту, вероятно, пересохло, так как она начала пришептывать. Сделав глоток из чашки с остывшим чаем, она продолжила:
«Когда начался урок, в класс вошел учитель – это был молодой человек, очень красивый. Его смуглое лицо было нежным и бархатистым, глаза с большими веками под черными бровями смотрели ласково и задумчиво, на губах порхала легкая улыбка. Именно порхала, потому что полностью не исчезала, а изменялась от еле заметной до явной».
– Раиса Ивановна, какое поэтическое описание, – сказала я, полагая себя остроумной.
Женщина тут же переменилась в лице – оно стало отстраненным и бледным. Она решительно встала и сухо сказала:
– Вы правы, Лариса, что-то я увлеклась, негоже пожилым дамам вспоминать молодых людей.
Она закуталась в свой широкий шарф и отсела от меня.
Что только я ни делала, чтобы она продолжала! Я только что на колени перед ней не вставала, потому что, по правде говоря, я слушала ее, не контролируя лицо – мне пришлось даже вытереть уголки губ от слюны. Но я считала, что она все это выдумала – и талантливо! И не ожидала от нее такой реакции. Ну и показаться умной и ироничной по молодости захотелось. Только на пороге, когда мы уже уходили, а я продолжала свои мольбы, Раиса Ивановна обещала подумать.
На следующий день она была еще более бледной и помятой, веки немного опухли и покраснели – наверное, плакала. Она сказала, что расскажет мне все до конца, ведь кто-то же должен об этом знать. Пусть даже ее сочтут ненормальной. Я, наученная горьким опытом, стала ее уверять, что мне это и в голову не придет и т. п.
«Я обиделась на тебя, потому что учитель Нанда Кулкарни был моей первой и единственной любовью. Звучит банально и странно? Ведь мне было десять лет. Но я не сразу поняла, что влюбилась в учителя. А детская любовь самая сильная и отчаянная. Вначале меня привлекли его добрые глаза: ведь я была в тяжелой для ребенка ситуации и не знала, как из нее выйти. Я, фактически, потеряла родителей и потянулась к его красоте и доброте.