Честно говоря, я даже надеюсь увидеть ее в толпе спэ-клов: представляю, как она выскочит из-за чьей-нибудь спины, наорет на Дейви за то, что он их бьет, а мне скажет как ни в чем не бывало: «Привет, вот и я!»
Но ее нет.
Ее нет.
Я спрашиваю о ней мэра Прентисса всякий раз, когда мы видимся, но он твердит одно и то же: я должен ему доверять, мы не враги, если я ему доверюсь, все будет хорошо.
Но я продолжаю высматривать.
И ее нигде нет.
– Привет, девочка моя, – шепчу я на ухо Ангаррад, седлая ее в конце дня.
Мы с ней здорово ладим: я уже гораздо лучше езжу, лучше разговариваю с ней, лучше угадываю ее настроения. Мне больше не страшно сидеть в седле, а ей не страшно меня возить. Утром я угостил ее яблоком, а она в ответ потрепала зубами мои волосы, как будто я тоже лошадь.
Жеребенок, говорит она, когда я сажусь в седло. Мы с Дейви отправляемся в обратный путь.
– Ангаррад, – говорю я, подаваясь вперед в седле, потому что лошадям, как я уже понял, это важно: постоянно чувствовать, что все на месте, что стадо рядом.
Больше всего на свете лошади не любят одиночество.
Жеребенок, повторяет она.
– Ангаррад, – повторяю я.
– Эй, ушлепок, хватит уже! Может, еще женишься на… – Он умолкает, а потом вдруг переходит на шепот: – Черт подери! Ты только глянь!
Я поднимаю голову.
Из магазина выходят женщины.
Их четверо, они идут тесной группой. Мы знаем, что им недавно разрешили выходить на улицу, но они выходят только днем, пока мы с Дейви работаем в монастыре, поэтому возвращаемся мы всегда в город мужчин, где от женщин остаются лишь воспоминания и сплетни.
Я давным-давно не видел их вблизи – только в окнах или с колокольни.
Они в кофтах с длинными рукавами и длинных юбках – раньше вроде были покороче, – и волосы у всех убраны в одинаковые пучки. Они с тревогой поглядывают на солдат, выстроившихся вдоль улицы, и на нас с Дейви тоже, – мы все внимательно смотрим, как они спускаются по ступенькам магазина.
Женщины по-прежнему излучают тишину, от которой щемит в груди, и, пока Дейви не смотрит, я быстренько вытираю глаза.
Потому что ее среди них нет.
– Опаздывают, – очень тихо говорит Дейви. Похоже, он тоже давным-давно не видел женщин. – Им полагается быть дома до захода солнца.
Они проходят мимо, крепко прижимая к себе свертки, и уходят в сторону женского квартала. В груди у меня все сжимается, горло сдавливает.