— Мое решение останется
неизменным, — сказал он. — А твое согласие… Что ж, есть много
разных способов его получить.
— Например, шантаж, которым ты
сейчас и занимаешься!
— Я делаю тебе одолжение. Ты
ведь хочешь общаться с сестрой?
Девушка поднялась и подошла к
окну. Она встала боком к нему, даже не глядя в его сторону, что уже
было нарушением всех правил, но Эрон лишь вытянул ноги и откинулся
на спинку, пытаясь поудобнее устроиться на стуле матери.
— Ты так и не ответил, — сухо
произнесла она через несколько минут. — Что будет, если я
откажусь?
— Если ты откажешься, то больше
никогда не увидишь свою сестру, и все равно станешь моей. Но на
плохих условиях.
— Заставишь меня пытками? — в
ее голосе прозвучал откровенный сарказм. — Запрешь в подземелье?
Будешь морить голодом?
— Продолжай, — согласился Эрон.
— Ты очень проницательна.
— А если я соглашусь? — тем же
язвительным тоном поинтересовалась северянка. — Каковы
хорошие условия?
— Дай подумать… Мне не придется
морить тебя голодом или запирать в подземелье?
Девушка смерила его ледяным
взглядом и снова отвернулась к окну.
— Если согласишься пройти
церемонию добровольно, — уже серьезно ответил Эрон, — то сможешь
время от времени видеться с сестрой и писать ей письма. Я сдержу
свое слово. Что касается хороших условий… Ты получишь мою защиту.
Никто не посмеет тебя тронуть, приказать тебе что-то или обидеть
даже словом. Никто, кроме меня, разумеется. Мы будем связаны
навсегда, и я буду должен заботиться о тебе до конца наших
дней.
От последних слов к вискам
снова подступила головная боль. Не так он планировал свою жизнь.
Впрочем, как и она. Цена была слишком высока для обоих, но выбора
не оставалось.
— Думаю, в конце концов мы
найдем способ поладить или... хотя бы не мешать друг другу, —
подвел итог Эрон.
— Но я никогда не вернусь
домой?
— Ты никогда не вернешься
домой, — в этом вопросе он решил быть честным.
На этот раз молчание длилось
дольше. Эрон терпеливо ждал, рассматривая ее точеный профиль. У нее
были темные ресницы, чуть светлее на кончиках, изящный изгиб бровей
и крошечная родинка на скуле. Когда она стояла вот так, глядя перед
собой, то казалась изваянием, созданным рукой талантливого
скульптора. Красивая, но безжизненная. Эрон уже и сам не знал,
хочет ли получить согласие. Это было нужно всем — богам, жрицам,
Эфрии. Но не ему самому. Не им обоим.