Манфред без труда узнал по портрету, набросанному Рагастеном, ту женщину, которую он спас на виселице, которая сама спасла его, открыв дверь усадьбы Тюильри.
Он тоже рассказал об этих двух случаях.
– Хоть мы и не близкие друзья, – закончил он рассказ, – зла эта женщина нам точно не желает. Но чего же ей надобно в Фонтенбло?
* * *
Между тем Мадлен Феррон остановилась в одном из первых домов у въезда в городок.
Накануне вечером в этот дом пришел человек, которого наши читатели уже могли на минутку увидеть. То был Дурной Жан – несчастный, чья тень мелькнула перед нами в доме Прокаженной.
Жан выехал из Парижа на пару часов раньше, чем король, добрался до Фонтенбло и спросил, не сдает ли кто дом. Ему указали на зажиточный дом почти у самого въезда в город – такие строят богатые фермеры.
Дурной Жан тотчас же пошел туда и заплатил, сколько спрашивали.
Примерно за час до вероятного прибытия двора он отъехал шагов на тысячу и остановился в лесу по Меленской дороге. Он сел на ствол поваленного бурей дерева. Опершись локтями на колени, а головой на ладони, он ждал, неотрывно глядя на дорогу, по которой должна была проехать она.
Наконец раздался топот скачущего коня.
Дурной Жан вскочил, словно подброшенный какой-то силой, и взор его загорелся.
Появилась Мадлен Феррон. Она срезала дорогу через лес и опередила королевскую кавалькаду. Увидев Жана, она остановилась рядом с ним.
– Так что? – спросила она.
– Дом готов, мадам, – ответил Дурной Жан не просто почтительно, но и с глубоким чувством. Но поднять глаза на Мадлен он как будто не смел.
– Где этот дом?
– Четвертый слева прямо по первой же улице. Только он, боюсь, не достоин…
Мадлен пожала плечами.
– Приходи туда ко мне, да поскорее, – велела она.
Через пару минут она остановилась возле указанного дома, спрыгнула на землю, привязала лошадь к кольцу и зашла внутрь – все это так проворно, что никто из соседей ее не заметил.
Еще через десять минут подошел и Жан-Калека.
– Конюшня здесь есть? – спросила Мадлен.
– Да, мадам, я туда свою лошадь поставил.
– Дом я посмотрела, – сказала она.
Жан-Калека взглянул на нее с тревожным вопросом во взгляде.
– Все хорошо, – сказала она. – Ты все правильно сделал. А сам где будешь ночевать?
– В конюшне, – ответил он шепотом.
Тут на улице послышался громкий шум. Мадлен подошла к окну. Ставни были приоткрыты так, что она видела все, а ее видно не было.