— Доволен? Мерзкий старикашка! —
одевшись, я повернулся к невозмутимому китайцу.
Тот ничего не ответил.
— Ладно, вернёмся в класс, будешь
меня теперь нормально учить, — погрозил я ему кулаком, — если такой
умный, я теперь с тебя не слезу, ирод.
Мне показалось, или его маска
невозмутимости дала трещину, впервые за то время, что мы были
знакомы.
«Да нет, конечно», — отмахнулся я от
подобных мыслей, наверно, тени от пламени свечей повлияли на моё
воображение.
За шесть следующих часов я вволю
отомстил, выжимая его словно губку, и моментально впитывая всё то,
что он говорил. Когда старик стал пошатываться от усталости, я,
довольный собой, отвёл его не в общую комнату, а во вторую, где
жила гречанка.
— Принимай постояльца, — сказал я ей,
распоряжаясь, чтобы сюда поставили две простые скамьи, похожие на
те, на которых спали слуги во дворце, и принесли нормальное
постельное бельё, но только для старика, — бонус, так сказать, за
хорошую работу.
Он склонился передо мной.
Единственным неприятным последствием
сегодняшнего дня стало то, что новость о моём самонаказании на виду
у слуг со скоростью лесного пожара долетела до мамы. Поэтому
вечером, я имел с ней разговор. Который начался неприятно, но я
объяснил мотивы своего поступка, а также причину, по которой так
поступил. Это ввергло мать в такие раздумья, что она наконец
задумчиво произнесла:
— Я не знаю, что сказать. Поэтому,
думаю, будет уместно, если ты завтра сходишь в церковь к моему
духовнику и исповедуешься ему, дорогой. Он человек учёный, что-то
да подскажет.
От каждого её слова у меня сводило
зубы, но с чем-чем, а уж с верой точно не стоило шутить в этом
веке, так что я, чтобы её не расстраивать, конечно же,
согласился.
***
Утром, на мессе, всё прошло просто
отлично. Я благочестиво крестился со всеми и повторял слова молитвы
вслед за епископом. Проблемы начались, когда нас оставили с
духовником вдвоём. Мало мне было вчера хитрого китайца, знавшего
больше, чем он показывал, так ещё и грёбаный симбионт плеснул в
организм какой-то очередной коктейль гормонов, приведший меня в
крайне благостное расположение духа, практически примирив с
последующими двумя часами притворства. Но… если бы не один факт.
Духовник моей матушки оказался тупым и беспросветным фанатиком,
который, к тому же, очень плохо знал Священные Писания, зато много
чего думал о себе, как об особе, обслуживающей высокие Венецианские
дома.