— Вот твоя награда. Бери — это
приказ, — произнёс султан.
Тут уже точно не стоило показывать
норов, поэтому я, подхватив протянутое мне, снова стал кланяться и
направился на выход. Аудиенция была окончена. Спрятав всё
полученное, я отправился к себе, только дома достав перчатки и
тубус. Он и правда оказался сделан из серебра. Быстро открыв его, я
раскатал документ на тонко выделанной коже, всего с двумя строчками
на нём и висящей внизу золотой печатью султана. Прочитав
содержимое, я почувствовал, как дрогнуло сердце.
«Податель сего, Витале Дандоло, сын
Энрике Дандоло, есть наш друг и друг всех правоверных
мусульман.
Салах ад-Дин».
Ни регалий, ни титулов, просто друг
самого легендарного человека Востока. Я почесал затылок, не зная,
как к этому относиться, а во дворце никто не уведомил меня, что это
значит. Как и с перстнем Папы получился неловкий момент.
«Благодарю! Всю жизнь мечтал! Но
позвольте вопрос… А что это?»
Оставив загадки на другое время, я
направился на половину, которую занимал дядя. Ему пора было
собираться в дорогу, поскольку свой долг я считал полностью
выплаченным, и так потратив на его гулянки кучу золота.
Зайдя в его покои, я скривился.
Воняло человеческим потом, скисшим вином и нечистотами. На кровати
похрапывал дядя, рядом пристроились две девушки, которые целую
неделю его ублажали.
— Встали, сделали уборку, всё отмыли,
— приказал я.
Они недоумённо на меня посмотрели, не
захотев вставать, поэтому я позвал охрану.
— Десять плетей, каждой.
Через полчаса после наказания —
солдат их бил по моей просьбе не в полную силу — лень и
недовольство исчезли, словно их и не было. Обе стремительные
девушки под моим чутким взглядом тёрли, мыли, убирали, в общем,
приводили комнату в то состояние, в котором она была до начала
веселья.
Устроенный шум разбудил дядю Андреа,
который, едва проснувшись, первым делом потянулся к изголовью
кровати, где обычно стояли кувшины. Рука, нащупав воздух и не найдя
требуемого, заставила тело развернуться и мутным взглядом
посмотреть вокруг.
— Эй вы! Вина! Принесите еще!
— Загул окончен, дорогой дядя, — я,
пододвинув стул, сел рядом, — мой долг выплачен, вы хорошо
повеселились, пора и делом заняться.
— Ну нет, Витале, — он схватился за
голову, — только моя жизнь начала налаживаться, и я стал было
думать, что вот он, рай на земле, как ты всё рушишь.