***
Август принёс сразу две новости:
первая была о том, что отца избрали дожем, хотя о том, что это
может произойти, я уже догадывался после последней встречи с ним в
Ферраре, а вторая, что Ричард I, не выдержав повального бегства
воинов крестового похода, сел за стол переговоров с Салах ад-Дином,
любыми средствами пытаясь заключить мир, пока не лишился солдат или
короны. Хотя, возможно, и того и другого сразу, поскольку тучи над
королём сгущались такие, что я, узнавая новости из переписок с
разными людьми, которые вёл дядя, только ахал.
Услышав о начале мирных переговоров,
я понял, что мои каникулы в Иерусалиме заканчиваются и пора
собираться в обратный путь, предварительно выполнив просьбу Папы.
Где находится архиепископ Убальдо Ланфранки, я, благодаря всё тому
же дяде знал, он участвовал в мирных переговорах, как один из
наблюдателей со стороны Ричарда, так что нужно было собирать вещи,
нанимать охрану, а также караван верблюдов с погонщиками, поскольку
вывести мою накопившуюся библиотеку можно было только ими. Все
удалось сделать с невероятной лёгкостью, стоило мне только
намекнуть об этом одному из множества моих знакомых купцов. Через
день всё было готово и собрано к выходу.
Прощаясь с хозяином дома, которому
оставил щедрый подарок за гостеприимство, я внезапно увидел, что за
дверью стоит моя постоянная служанка Роксана, наматывая при этом
слёзы на кулак. Чёрствое сердце дрогнуло.
— Уважаемый, — словно вспомнил я, —
ваша служанка, Роксана, по-моему, неплохо стирала мою одежду.
— Да, она лучшая у меня, — тут же
стал нахваливать её араб, хотя только вчера гонял её полотенцем за
разбитый кувшин.
— Ну, с её рукой это вряд ли, —
отмахнулся я, — за сколько бы вы её продали?
Его глазки забегали, и он назвал
сумму, в три раза превышающую стоимость девушки, где-то на одном
уровне с прекрасной молодой девственницей.
— Эй, Аллаха побойтесь, — возмутился
я, — за такую цену себе её оставьте.
Повернувшись, словно мне стало
неинтересно, я пошёл к ожидающему меня каравану.
— Молодой господин, — рядом застучали
туфли, — сто динаров, моя последняя цена.
— Ты пытаешься надуть венецианца, —
засмеялся я, — хорошая попытка, но я лучше дома куплю за
тридцать.
— Молодой господин, заберите хотя бы
за восемьдесят, не могу дешевле отдать, — он сделал жалостливое
лицо.