- Ты не хочешь встать к штурвалу? -
спросил оборванец. Он переменил позу, приподнялся и взглянул на
корму.
- Я не умею управлять кораблём, - сказал
Игорь. - Ты не ответил. За что тут сидишь?
- Сейчас не это главное, - мягко ответил
прикованный. - Если ты не возьмёшься за руль, нас ждёт верная
смерть.
- Здесь есть ещё люди, кроме тебя? -
может быть, матрос, уснувший после вахты. Он мог бы доставить
корабль в тихое место, а там уже они разобрались бы, что к
чему...
- Люди? - человек снова рассмеялся,
зазвенел цепью. - Какие люди? Ты всех убил!
Он затрясся, задыхаясь от кашля, хлопая
по палубе костлявыми ладонями. Игорь окончательно убедился, что у
этого психа не все дома.
Он прошёлся по палубе, наклоняясь над
каждым телом. У парочки трупов возле борта рядом лежали мечи -
обоюдоострые клинки, длиной примерно в локоть, насаженные на грубые
рукояти с незамысловатым перекрестьем. Он подобрал оружие и отнёс
на корму.
У толстяка на теле, кроме набедренной
повязки, ничего не было. Должно быть, он спал внизу, когда шум на
палубе поднял его с постели. Возможно, ему повезло, и лодки уже
подобрали его, вместе с рулевым. Во всяком случае, ему ничего не
помешает плыть. Игорь нашёл его топор, и тоже отнёс на корму,
положив возле штурвала в общую кучу. Человек, которому он разбил
голову дубинкой, лежал навзничь, раскинув руки. Игорь, стараясь не
глядеть в мёртвое лицо, повернул труп, расстегнул пояс с
привешенным сбоку кожаным кошельком - мало ли что, сейчас ему всё
пригодится - и оттащил тело к борту. Подумал немного, глядя на
окровавленные останки. Потом ухватил покойника за ноги, и перевалил
через борт. Сколько им ещё плыть, неизвестно. Не стоит ждать, пока
труп завоняет. Так же он поступил и с другими телами.
В глазу матроса, того, что тыкал в него
мечом возле рулевого колеса, торчала рукоять кинжала. Узкий клинок
глубоко ушёл в глазницу, вокруг расплылась пузырящаяся кровавая
жижа. Игорь немного поколебался, решая вопрос: стоит ли кинжал
того, чтобы его взять, или оставить его там, где он есть? Но всё же
решился, взялся пальцами за рукоять и выдернул клинок из раны.
Потом постоял немного, упёршись ладонями
в колени, сдерживая рвотные позывы. Перед внутренним взором стояло
зияющее отверстие на месте глаза у мертвеца; разбитое лицо
покойного матроса и его отвисшая, болтающаяся челюсть с выбитыми
зубами. Он никогда не думал, что способен с одного удара убить
человека. Его руки, новые, крепкие, с широкими ладонями, поросшие
светлым волосом, упирались в коленки прямо перед его взглядом, и он
не узнавал их. Это новое тело оказалось непривычно сильным.