— Да! Ты должен
понимать это, Григорий. Ты еще молод, но с годами осознаешь, как я права, —
начала увещевательно княгиня.
Не в силах
слушать эти лицемерные холодные слова от княгини молодой человек прохрипел:
— Раз вы не
желаете помочь, я сам помогу ей!
Он взвился с
места и устремился к двери, желая только одного — вызволить обожаемую девушку из
железного капкана, в котором она ожидала смерти.
— Чемесов! — позвала
его в порыве Екатерина Семеновна. Молодой человек замер уже у выхода из
гостиной, непокорно вздернув голову. И княгиня, словно приговор, добавила: — Я
отвела от вас подозрение, ибо девчонка будет молчать. Но если вы теперь
вмешаетесь, я уже не смогу вас спасти!
Медленно
развернувшись и, прокручивая слова княгини в своей взбудораженной голове,
Григорий глухо выдохнул:
— Пусть так. Но
лучше я погибну вместе с ней, чем буду терзаться многие годы оттого, что я
предал ее…
Он быстро
вышел, а княгиня сквозь зубы злобно процедила:
— Глупец. Ну и
поделом тебе.
Заячий остров, Петропавловская крепость,
1790 год, Май, 11, вечер
Сумерки окутали
неприглядную камеру. Девушка сидела, поджав колени к животу на своем каменном
ложе, застеленном соломой. Сегодня первый день, как потеплело на улице, и потому
промозглость камеры была не так ощутима. Впервые за те трое суток, что находилась
в тюрьме, она расстегнула свой влажный от сырости редингот и сняла шаль с шеи.
Однако окружающая сырость и писк мышей были неотъемлемой частью ее теперешнего
тягостного существования, и, девушка несчастно вздыхая, страдала от
неизвестности и одиночества. Все эти дни она не видела ни отца, ни брата и не
знала, что с ними и где они.
Надсмотрщик,
приносивший еду, не говорил с ней, и девушка даже не знала, приговорена она уже
к какому-то сроку, или должен еще стояться суд, а может, она останется здесь
навсегда. Лишь призрачная надежда на то, что княгиня Д., которая посетила ее
вчера, или Григорий, помогут ей выбраться отсюда, согревала страдающее сердце,
и Маша искренне, по-детски уповала на то, что еще нужна Григорию, и он сделает
все, чтобы вызволить ее из тюрьмы.
Во все дни
своего кошмарного и омерзительного существования в крепости, Машенька
беспрестанно плакала и переживала. Для нее, еще такой юной, наивной девушки,
почти девочки, с детства выросшей в неге и роскоши, окружающая зловонная грязная
камера выглядела адом. В первые дни она пугалась даже мышей, когда те пробегали
по ее ногам, но с каждым днем словно стала привыкать к этим неприятным соседям
и сейчас смотрела на них безразлично,
понимая, что грызуны не виноваты, что родились в таком неприглядном теле.