Девушка боялась
остаться здесь надолго или навсегда. Она не знала, сколько еще выдержит, но понимала,
что ей надо как-то примириться со своим теперешним существованием. Иного выхода
не было. Ее платье было испачкано, а волосы казались невозможно грязными. Она
заплела их в простую косу, так как не было даже расчески, чтобы причесаться. В
углу грязной камеры по стене постоянно стекала вода, просачиваясь между камнями
в пол. Именно, эта жидкость и служила для девушки единственным источником воды,
которым она могла ополоснуть лицо и руки. Вода была ледяная, но Машенька радовалась
и такой, без нее стало бы совсем невыносимо терпеть все тяготы заключения.
Девушка пыталась не отчаиваться и ежечасно внушала себе, что она здесь
ненадолго. Лишь эта мысль успокаивала и придавала ей силы.
Заскрипел
дверной засов, и Маша напряженно посмотрела на надсмотрщика, который вошел в
камеру. Девушка не понимала, зачем он пришел, потому что вечерний скудный
хлебный паек был принесен ей еще два часа назад.
— Эй, барышня,
— позвал приземистый и худощавый охранник. — Вставайте. Комендант требует вас
на допрос.
— Комендант? —
удивилась она и опустила ноги, одернув юбку.
— Ну да, Егор
Васильевич требует. Давайте поживее, а то он гневаться будет.
Надсмотрщик
проворно распахнул дверь, ожидая, когда девушка приблизится. Маша не заставила
себя ждать и поспешно вышла в коридор. Охранник отправился вслед за нею и, взяв
зажженный фонарь, велел:
— Идите за
мной.
Послушно
последовав за солдатом, девушка уже спустя четверть часа вошла в комнату
Глушкова, находящийся недалеко от главного входа в тюрьму. Пройдя в мрачноватый,
пыльный кабинет коменданта, Машенька остановилась у входа, переведя взор на
сидящего за столом мужчину, одетого в темно-зеленый китель. Глушкову было около
сорока лет. Полное лицо его украшали широкие усы и бакенбарды. Пыльный парик
лежал на столе, а рыжие волосы его были взлохмачены и торчали в разные стороны.
Железная дверь
с грохотом закрылась за ней, и Маша непроизвольно обернулась на этот звук.
Комендант оторвался от бумаг и поднял голову.
— Прошу,
сударыня, пройдите, — велел Глушков. Он встал из-за стола и приблизился к
девушке. Чуть поклонившись, он протянул ей руку. Маша, опешив, инстинктивно
подала ему ладошку, и он галантно, как будто в салоне, поцеловал ее. — Вы
дрожите? Присядьте сюда, — он жестом указал на стул, стоящий недалеко от его
письменного стола. Неуверенно ступая по неровному каменному полу, Маша присела
на предложенный комендантом стул. Егор Васильевич остался у стола и,
выпрямившись, как-то странно посмотрел на нее.