- Надеюсь, товарищи, надеюсь, -
полковник вздохнул. - Ладно, все свободны. Идите, ставьте задачи
ротным. Выходим через три часа.
19 мая 1942 года.
Васильев устало опустился на
землю. Сил у него больше не оставалось. Шимазин сидел так уже
несколько минут, в перерывах между затяжками продолжавший
выговариваться старому другу:
- Не, ну ты представляешь,
Лень, эта сука про Женевскую конвенцию кричала? Эсэсовский урод.
Когда они наши деревни в Белоруссии и на Украине сжигали целиком,
вместе со всеми жителями, они про конвенции не вспоминали. Или
когда расстреливали наших политработников. Как там? «Евреи и
комиссары два шага из строя». Твари.
- Эсэсман – он и есть эсэсман.
Чего с него возьмешь. Зато танкист нормальным оказался. Честный
солдат.
- Это который «сухарей»
ненавидит?
- Ага. Только ненавидел. Его
при третьей контратаке кончило. Он, кстати, «сухарь» «ратш-бумом»
называл.
- Чего? – переспросил Васильева
Шимазин.
- «Ратш‑бумом», – повторил майор,
небрежно ткнув рукой в темноту, изредка разрываемую далекими
вспышками.
- Пускай привыкают, - Терентий
передернул плечами, - у нас их все больше и больше с каждым днем, -
и он коротко и нервно хохотнул.
Где-то вдалеке прогремела серия
взрывов.
- Немецкие легкие самоходки, -
Шимазин выбросил сигарету и, встав, начал разминать шею. -
Недалеко. Так что скоро опять наша очередь лезть в бой.
- Когда Малиновский ударит уже?
- Ночью мы должны нащупать слабые
точки, а Малиновский контратаковать будет утром.
Немного помолчав, майор добавил:
- И хотя это логично, мне как-то
надоедает быть постоянной морковкой перед немцами. А то кто знает,
что они придумают в следующую секунду.
- Хуже, чем в Варшаве, скорее всего
не будет. Это уж наверняка, – поднявшийся на ноги Васильев похлопал
друга по плечу. - Ты-то чего здесь остался? Тебя ж зацепило,
Терентий. Сидел бы уже в госпитале при штабе.
- Обижаешь Лень. Здесь, конечно, не
гостиница, а грязный окоп в мокром лесу. Но я сам должен
командовать своими парнями. Не первый раз, в конце концов. В
финскую бывало и не такое. Я обстрелянный солдат, товарищ майор, а
не какой-нибудь мальчишка. Обидно только, что командарм, наверное,
где-нибудь в другом месте по немчуре врежет, а мы не увидим и не
услышим.
- Да ладно, не парься, - Васильев
хмыкнул. - Если Малиновский устроит, наконец, свой любимый «Большой
Бум», то все прекрасно слышно будет.