Парень вышел в коридор, подошёл к двери родителей и стал прислушиваться. Мама тихонько посапывала, отец же иногда всхрапывал и причмокивал.
Артур улыбнулся – его всегда умиляло видеть, как мама и папа спят в обнимку, и от этого у него в душе растекалась тёплая волна.
Скрипнула половица.
Полы в доме были старыми, отец всегда обещался их перестелить, но руки-ноги не доходили до этого. Скрип был в кухне. Артур замер, прислушиваясь к звукам. Сопение и редкий храп из спальни, шум проезжающей машины за окном, и всё. Тишина.
Он вернулся в кухню, включил свет. Никого не было, всё было на своих местах.
Почти всё.
Сахарница.
Она стояла в центре стола. Артур снова взял её в руки, нахмурился. Наклонился под стол, заглянул за плиту – никого. Ему пришла мысль – может он спросони поставил её именно туда, не думая? В этот раз прислонил её к стене, даже слегка стукнул ею об обои. Развернулся, вышел в коридор, выключил свет на кухне. Его уже не так сильно клонило в сон, и мозг стал понемногу включаться.
На кухне послышался шорох, а затем лёгкий стук. Артур узнал его. Когда кто-то открывал сахарницу и клал крышку на стол, то она легонько стукала с гулким пластиковым звуком. Его пробрала дрожь.
В кухне кто-то был.
Он медленно обернулся и стал всматриваться, но никого не увидел. На столе стояла сахарница, в центре. Крышка лежала рядышком, крупинки сахара поблескивали на столешнице.
– Кто здесь? – Артур зашёл в кухню, заглянул под стол, за плиту. Свет включить он не подумал. – Фигня какая-то.
Он потянулся к сахарнице, чтобы закрыть её, но со стороны коридора послышался тихий рык. На собачий он не был похож – больше напоминал сиплое, резкое карканье вороны.
В проходе стояло человекообразное существо, низкого роста и с длинными, до ступней, руками. Лунный свет не дотягивался до него, поэтому Артур не мог разглядеть его подробно, но и от этого волосы на его загривке зашевелились. В груди резко кольнуло, там будто стал набухать шар, а затем он упал в желудок, и его коленки затряслись. Мальчик сделал шаг назад и упёрся в подоконник.
Бежать некуда.
Он был словно муха, попавшаяся в паутину, которая бьётся в конвульсиях собственного страха и никак не может выбраться из ловушки. Во рту у него пересохло, в горле встал ком, который никак не получалось сглотнуть.